Текст: Евгений Сапиро
Столица Пермского края готовится к своему трехсотлетнему юбилею. Когда меня спросили, какой я вижу именинницу, сразу вспомнилось название статьи Людмилы Бортнико Перми 1941–1945 годов: «Город бараков и промышленных гигантов».Если под «бараками» подразумевать социальную инфраструктуру города, а под «гигантами» его экономику (промышленность, транспорт, связь, торговлю, информационное обеспечение), то получается весьма достоверное изображение не только его комфортности, но даже баланса расходов и доходов.
Так появился подзаголовок этих заметок.
В них я не претендую на роль аналитика или аудитора. Эти моё субъективное восприятие Перми, которое более полувека постепенно складывалось у меня под совокупным влиянием двух факторов.
Первый – периоды времени, в которые на моих глазах жил и менялся город и его жители:
– послевоенное десятилетие;
– мирный, развитый социализм и плановое хозяйство, переходящие в застой;
– перестройка;
– четыре пятилетки ХХI века.
Второй фактор, определяющий восприятие Перми –собственная биография.
В 1950, 1951 годах и с 1956 по 1960 год я общался с Пермью в гостевом режиме: бывал в ней регулярно, но наездами. Учился в школе и после института работал в Чусовом, но будучи членом сначала юношеской, а затем «взрослой» сборной команды Молотовской (Пермской) области по легкой атлетике, выступал в Перми на соревнованиях, жил на тренировочных сборах.
С 1961 по 1998 год был «коренным пермяком». А после 1998 года стал пермяком с московской пропиской. Частый, неравнодушный к городу на Каме, но снова гость.
Город контрастов (1945–1955 годы)
В вышедшем на экраны в конце шестидесятых годов фильме «Бриллиантовая рука» прозвучало выражение «Стамбул – город контрастов», которое почему-то надолго прижилось в нашей преподавательской компании. С одной поправкой: Стамбул мы заменили Пермью. Наверное, потому, что послевоенная,город нашей молодости, Пермь полностью соответствовала этому званию.
Начну с «бараков».Красивые и уютные заводские микрорайоны («Тихий Компрос» моторостроителей, Соцгород Мотовилихи) соседствовали с барачными поселками, построенными в довоенные и военные годы. Например, только в поселке имени Леваневского было 36 бараков. Вдоль красавицы Камы с шикарным речным вокзалом тянулась неуютная, захламленная набережная. Берега Камы связывали железнодорожный мост и примитивные паромы. Улицы, площади, были замощены менее чем на 15 процентов, покрыты асфальтом – менее одного процента.
Символом «города контрастов» в те годы были две стороны улицы Ленина в районе нынешней эспланады. Одна – добротные, многоэтажные дома, другая – покосившиеся деревянные дома «без удобств» с огородами и сараями.
В этом неприглядном море были острова комфорта: вузы, театры. Они сохранились во время войны, хорошели и множились в эти послевоенные годы: хореографическое училище, Горный институт (1953 г.), вечерний машиностроительный (1955 г.). На базе двух последних в 1960 году был создан политехнический институт.
Чуточку личного. Когда в 1961 году мне предложили перейти с Чусовского металлургического завода на строящийся «Камкабель», одним из весомых аргументов «за» было наличие в Перми университета и институтов. О занятии наукой холостяк Сапиро тогда еще не задумывался. А о симпатичных студентках – очень даже да.
Теперь о «гигантах».
То, что город на Каме называли «опорным краем державы», не было преувеличением. Еще до войны в Перми работали крупные оборонные предприятия по производству авиационных двигателей, артиллерийских систем, боеприпасов, бронекатеров, ракетных порохов и зарядов. За счет эвакуированных заводов в годы войны они увеличили свои мощности, возникли новые предприятия. Уже в конце тридцатых годов Пермь была крупным железнодорожным узлом.
По тем временам неплохо выглядел строительный комплекс. Даже в годы войны, тем более во второй половине «сороковых»,в небольших объемах, но продолжалось строительство благоустроенных жилых домов (на улицах Ленина, Попова, Островского). Были завершены здания, которые и сегодня украшают Пермь: Дом культуры (ныне дворец им. А. Г. Солдатова), административное здание «Молотовугля» («Дом со львами»). Большинство из этих объектов строилось немецкими военнопленными лагеря №207.
И все же контраст между состоянием промышленности и социальной инфраструктуры города, уровнем жизни пермяков оставался ужасающим. Заметное его уменьшение началось чуть позднее.
В развитом социализме (1955–1985 годы)
Для меня самым заметным явлением этого периода было крупномасштабное строительство комфортных по тем временам жилых домов («хрущевок»), позволившее десяткам тысяч пермяков постепенно забыть опостылевший термин «коммунальная квартира». Важно, что сопровождалось оно столь же интенсивным благоустройством центра города и территорий новостроек. Были созданы набережная Камы и эспланада, микрорайоны Городские горки и Балатово, рос Парковый. Проведена реконструкция улицы Ленина (в сторону железнодорожного вокзала Пермь II), Комсомольского проспекта.
С завершением сооружения Камской ГЭС в 1955 году Пермь получила не только мощный источник электроэнергии и первый автомобильный мост через реку, но и своё – Камское море (водохранилище). В 1967 году было завершено строительство автомобильно-пешеходного моста через Каму, связавшего центр города с правобережной частью. Вдоль нее от Закамска до Гайвы была проложена асфальтированная автомагистраль.
Новые здания получали вузы, на правом берегу Камы появился комплекс зданий политехнического института. Реконструирован оперный театр, построено новое здание драматического.Не обидела себя и власть, построив Дом Советов.
В мирном соревновании «гигантов» и «бараков» промышленники тоже не дремали. В 1956 году выдали первую продукцию «Камкабель», ставший вскоре одним из немногих предприятий – крупных экспортеров, и оборонный – «часовой» (электроприборный) завод. В 1958 году введена в эксплуатацию первая очередь Пермского нефтеперерабатывающего завода.
Оборонные предприятия начали выпуск товаров народного потребления. В Перми не всегда сразу, но без протекции («блата») можно было купить дефицитные бензопилы,телефонные аппараты, велосипеды, электродрели, портативные магнитофоны, бытовые электронасосы, лодочные моторы.
В 1955 году случилось еще одно чудо, не оцениваемое в денежных знаках: советским гражданам разрешили туристические зарубежные поездки. В подавляющем большинстве они были групповыми и в «дружественные» страны восточного блока. Попасть в такую группу можно было лишь пройдя унизительную «выездную» комиссию, не имея за собой заметных пороков (особенно идеологических) и допуска к государственной тайне. Очень много пермяков работало на оборонных предприятиях. Для них эта роскошь оказалась недоступной. Зато для «выездных» получить путевку в страны СЭВ было несложно. Раз в три года имелся шанс съездить в «западные» страны. Но здесь конкурс был больше, чем на актерский факультет в институт кинематографии.
А как насчет бараков и бревенчатых развалюх?Число их резко поубавилось, но не настолько, чтобы не портить облик города и жизнь их обитателям.
Самое болезненное явление этого тридцатилетия – дефицит продуктов питания и промышленных товаров. В 1978 году,готовясь к лекции для руководства области,я выпросил в облисполкоме список дефицита: мясные изделия, натуральный растворимый кофе,сгущённое молоко,сливочное масло,тушёнка,кондитерские изделия,шоколад, фрукты, детские товары, качественная обувь, мебель,обои,кафель,сантехника, кухонные сервизы, художественная литература, актуальные газеты и журналы,цветные телевизоры, магнитофоны, холодильники, стиральные машины и пылесосы, качественный алкоголь, лекарства для лечения сложных видов заболеваний…
Кроме необходимости «доставать», а не «покупать», нервную систему расшатывало сравнение доступных товаров с аналогичными зарубежными, которые правдами и неправдами в ничтожных объемах проникали на территорию Страны Советов.
Хронические пермские пороки тех лет – несвоевременный ремонт дорожного покрытия, некачественная уборка снега на дорогах и особенно на тротуарах и во дворах.
Где-то на рубеже семидесятых – восьмидесятых годов я поймал себя на грешной мысли, что наша партийно-государственная идеология полностью соответствует лаконичному анекдоту: «Мы говорим одно, думаем другое, делаем третье». Постепенно пришло понимание, что подобные мысли приходят не только мне. Несмотря на кажущуюся непоколебимость советского строя, обострялось желание перемен.
Пермь перестроечная (1985–1997 годы)
Вообще-то термин «перестройка» связывают с временем, когда первым лицом Советского Союза был Михаил Горбачёв. Но рисуя облик моей Перми, я расширил этот период до 1998 года. Года, в котором покинул Пермь.
В политике перестройка начиналась мягко, подобно аккуратному лечению застарелой болезни. Не как бунт, а «революционное продолжение дела Великого Октября». Но потом разрешили «гласность». На правом берегу Камы выключили глушилки«вражеских» радиостанций. Отменили режим города, закрытого для иностранцев. И народ расслабился, высказался по полной.
До сих пор не могу объяснить причину, но на рубеже восьмидесятых – девяностых Пермь проявила себя как один из самых либеральных городов страны. В федеральной прессе её неоднократно называли «столицей гражданского общества», «столицей российского либерализма». Как преподаватель, научный работник, я активно пропагандировал необходимость коренных экономических перемен, и неожиданно для себя оказался в строю демократов. Был выдвинут кандидатом в народные депутаты РСФСР, выборы проиграл, но через пару недель был приглашен на должность заместителя председателя Пермского облисполкома.
В начале 1991 года стало ясно, что союзные республики настойчиво стремятся к большей государственной и экономической независимости от союзного центра.Конфликтные сюжеты на эту тему происходили далеко от Западного Урала, и пермяки заметной реакции к ним не проявляли. Но когда ГКЧП решил пресечь эту вольницу, Пермь показала свой характер.
Нельзя не отметить, что реакция пермского руководства на прозвучавшее 18 августа 1991 года заявление ГКЧПи осуждение его Борисом Ельциным описывается одним словом – растерянность. Однозначно свою позицию против путчистов высказали лишь зампредседателя областного совета народных депутатов Владимир Зеленкин и я.
Зато громко прозвучал голос народных масс и депутатов. У здания Дома Советов начался многолюдный митинг, осуждающий путч. Через какое-то время, вопреки указаниям своего руководства,выступило и пермское телевидение. Против ГКЧП выступили Сергей Калягин, Семен Хариф, Владимир Хлебников, Сергей Левитан, Виктор Похмелкин, Владимир Зотин, Александр Калих, Михаил Касимов – недавно избранные депутатами союзного, республиканского и областного Советов, лидеры местного «Демократического выбора России», Клуба избирателей, «Мемориала».
Даже 19 августа председатель областного Совета депутатов Рудольф Швабский и председатель облисполкома Михаил Быстрянцев не спешили обозначить свою позицию. Первым под давлением депутатов дрогнул Швабский.Но когда стали очевидными никчёмность ГКЧП и неоспоримое преимущество Ельцина, многочисленные колеблющиеся стали переходить на сторону победителя.
Действия ГКЧП повысили градус стремления союзных республик: желанной стала уже полная самостоятельность. И они её получили. 26 декабря 1991 года СССР перестал существовать.
Не менее драматично складывалась в этот период ситуация с экономикой. Пустые полки магазинов, талоны. Падение мировых цен на нефть и доходов бюджета в результате антиалкогольной кампании, а также военных действий в Афганистане обрушили ее «до плинтуса». Финансовое положение большинства предприятий города было близким к банкротству. Процветал натуральный обмен продукцией (бартер), многие зарплату выдавали своей продукцией – промышленными товарами. Руководство страны, понимая необходимость перемен, судорожно искало «палочку-выручалочку»: кооперативы, полный хозрасчет, конверсия, ослабление ценового регулирования, денежная реформа, валютные фонды, совместные предприятия…
Все эти меры с разным успехом применяли и предприятия Перми. Мне приходилось заниматься их внедрением, координацией, разъяснением.На базе телефонного завода создали совместное советско-испанское предприятие. В 1991 году в городе была организована товарная биржа (ПТБ), которую возглавил Андрей Кузяев. Помогали предприятиям получать валютные отчисления от экспорта для обеспечения их работников импортными продуктами питания (в основном сахар, мука), промышленными товарами…
Но ситуация усугублялась. Все чаще из Москвы стало звучать слово «рынок». В декабре 1991 года меня,уже в статусе первого заместителя главы администрации области, назначили «отцом» приближающегося «пермского капитализма».
Рыночная реформа в России стартовала 1 января 1992 года.Было отменено регулирование цен, разрешен обмен валюты, началась приватизация.А уже через пару недель в магазине «Речник» напротив речного вокзала я увидел фантастическую картину: на витрине свободно лежали четыре сорта колбасы!
Впереди нас ждало еще много разных неприятностей уже рыночного происхождения: гиперинфляция, почти полное отсутствие кредитования предприятий, нехватка денежных знаков, финансовые пирамиды,успехи и трагедии приватизации, дефолты, космический взлёт и жесткая посадка новоиспечённых олигархов… Но сегодня, тридцать лет спустя, мы видим, что рыночная экономика не легкой жизнью, но живёт, что злейший враг советского народа – дефицит остается побежденным.
Пермь была одним из немногих бюджетных доноров области.Несмотря на явную скудность собственного «кошелька»,она была обязана делиться налоговыми поступлениями с «бедными» городами и районами (реципиентами). Сумму этой помощи определяла область. Не удивительно, что власти города и области были в постоянном состоянии конфликта. В 1994 году я и мэр Перми Владимир Филь были избраны в областное законодательное собрание. Там, представляя область, вместо того чтобы «давить», я передал ему полномочия одного из главных распределителей областного бюджета,предложил включить в число участников еженедельной губернаторской оперативки. Теперь он был в курсе проблем всей области, и мы совместно стали искать и (находить!) трудную «золотую середину».
Как выглядели «гиганты» и «бараки» на этапе «перестройки»?
Дефицит был ликвидирован, но покупательская способность населения была низкой. Уже в 1994 году в городе появилось много новых магазинов, кафе, ресторанов приличного уровня с разной ценовой шкалой (на разный вкус и достаток).
Рыночная экономика, открытость города для иностранцев, потеплевший международный климат позволили уже в 1998 году сделать общедоступной для пермяков неведомую еще пять лет назад сотовую связь. Огромный сдвиг был сделан в сфере компьютеризации.
В строительстве ситуация была противоречивой. Темпы его роста оставались незначительными, но качество и особенно разнообразие объектов значительно изменилось в лучшую сторону.
С промышленностью «опорного края державы» дело обстояло однозначно плохо. В те годы (и до сих пор) в России хорошо чувствовали себя сырьевые отрасли и первичная переработка. Соответствующие предприятия имелись в области. В Перми же они были представлены лишь ПНОСом («ЛУКОЙЛ-Пермнефтеоргсинтез»). «Гиганты» оборонного комплекса, как правило, неудачно приватизировались, сменив несколько собственников, плохо было с оборонным заказом. Из них экзамен на «рыночность» к двухтысячному году выдержала лишь ставшая частной Пермская научно-производственная приборостроительная компания. Предприятия авиационно-космической отрасли после долгих мытарств стали фактически государственными. Остальные обанкротились или влачили жалкое существование.
Социальная сфера города в годы перестройки находилась в режиме выживания.
Исключение – высшее образование. Разрешение на создание на коммерческой основе вузов и филиалов вызвало их массовое размножение. Одно время высшее образование можно было получить в 14 самостоятельных и более чем в 40 филиалах московских и петербургских университетов, институтов, академий. Количество не перешло в качество, скорее наоборот.С 2015 года Рособрнадзор усилил контроль за работой вузов, у многих отозвал лицензию. В настоящее время в городе 24 вуза, из них 14 филиалов.
«Лихие девяностые» годы не могли обойтись без бандитов. В 1996 году я, поздравляя директора Пермского горного института РАН Аркадия Красноштейна с присвоением звания заслуженного деятеля науки РФ, начал разговор словами: «Привет, знаменитость!» Он среагировал моментально: «Какие мы знаменитости? Мы лишь скромные труженики горного дела! Знаменитости у нас Якутёнок и Тарыч!» (клички пермских криминальных авторитетов).
Гостевые заметки (1998–2022 годы)
Начну с перестраховки: выражаясь языком статистики, взгляд гостя – это случайная выборка, не претендующая на репрезентативность.К тому же он отрывочный и не защищен от эмоций.
Какой же передо мной предстала Пермь в ХХI веке?
Внешне она стала выше этажами, прямее магистралями, красивее, задиристее. И просто чище.
Радует, что новые жилые комплексы преодолели рубеж в 20 этажей и требуют уважительно смотреть на них снизу вверх. Самое высокое жилое здание сегодня – это31-этажный небоскреб ЖК «Гулливер».
Огорчают градостроительные кляксы, подобные бизнес-центру «Грин-плаза», который испортил панораму Дворца им. А. Г. Солдатова.
Приятно, что раздольная Пермь, благодаря новым даже не дорогам, а магистралям (например, Стахановская – Ива), из совокупности хуторов (микрорайонов) превращается в единую городскую территорию.Важно,что эта работа не прекращается все эти годы: например,сегодня сооружается трасса Вышка I–Садовый, которая соединит пять микрорайонов.
Радует преображение промышленных площадок и запущенных окраин в очаги культуры и уюта (примеры: культурное пространство «Завод Шпагина», парк «Райский сад», экологические тропы).
Создают лицо города и повышают тонус наследие культурной революции: арт-объект «Счастье не за горами», сквер «красных человечков», многочисленные юморные граффити. Очень жаль, что многие из них исчезают.
В девяностые годы популярной была песня «Я милого узнаю по походке». А я много лет мог безошибочно опознать Пермь по грязным (или пыльным в сухую погоду) обочинам городских дорог и аромату ПНОСа, встречавшему гостей города по дороге из аэропорта в центр. Приятно, что начиная с эпохи мэра города Игоря Шубина обочины стали чистыми. Печально, что аромат ПНОСа оказался более стойким, чем «Шанель №5».
О состоянии промышленности города в какой-то мере дает представление рейтинг компаний Пермского края по выручке. В списке первых 25 компаний – шесть пермских предприятий. «ЛУКОЙЛ-Пермнефтеоргсинтез» (5-е место), «Эр-Телеком холдинг»(7-е), «Камский кабель»(11-е),«ОДК-Авиадвигатель»(14-е), «Новомет-Пермь»(23-е), НПО «Искра» (25-е).Четыре – еще советского происхождения (два их них – оборонные). Два рождены рынком. Их с полным основанием можно отнести к инновационным.Структура неплохая. Но, оглядываясь в ХХ век, хотелось бы в этом списке большего присутствия городских предприятий. Не радует, что оборонка в этом реестре представлена лишь компаниями с контрольным пакетом государства.
Событие «нулевых» годов, которое нельзя не заметить – «Пермская культурная революция» (ПКР), возглавляемая губернатором Олегом Чиркуновым и его сподвижниками Маратом Гельманом и Борисом Мильграмом. Хотя в справочниках её характеризуют как совокупность выставок, фестивалей и проекта «Пермь– культурная столица Европы», ПКР была попыткой преобразования периферийного промышленного региона в один из федеральных центров культурной жизни. У неё было много горячих сторонников и примерно столько же противников, в числе которых оказались потом преемники команды Олега Чиркунова.
Мое мнение: попытка преобразования пермского дуэта «бараки – гиганты» в триодобавлением в него культуры была продуктивной. Добавлением не только «зрелища», а культуры во всём, включая быт и производство. Воплощение такой идеи обеспечивало городу не только кассовые сборы, но и новое привлекательное лицо, повышение узнаваемости, комфортности жизни в нём, конкурентоспособности в туризме.
О том, что эти цели не были пустым прожектёрством,наглядно свидетельствуют ставшее символом Перми «Счастье не за горами», более миллиона участников «Белых ночей», «Фиделио» Георгия Исаакяна на территории музея истории политических репрессий «Пермь-36», краеведческие «зеленые тропы», восемь лет пребывания в Перми Теодора Курентзиса, публикация в The New York Times большой статьи о Перми под названием «Бильбао на границе Сибири»…
В то же время, на мой взгляд, команда ПКР допустила две серьезные ошибки: стратегическую и политическую.
Стратегическая: если судить по информационному обеспечению проекта и сумме инвестиций, создавалось впечатление, что «зрелища» для Перми важнее «гигантов». Миллионная, промышленная Пермь – не 150-тысячный Зальцбург. Одной «культурой» её не прокормить.
Политическая: ключевыми игроками в команде «революционеров» стали «варяги», а не свои, местные игроки, потенциал которых тоже был немал. Не удивительно, что они стали забивать мячи в свои ворота. Команда губернатора Виктора Басаргина, пришедшая в 2013 году,услышала их голос и ударилась в другую крайность – постепенно свернула проект.
Что еще огорчает меня в сегодняшней Перми? В советские времена директора крупных предприятий, имея свой жилой фонд, учреждения здравоохранения и культуры, занимаясь благоустройством «своих» микрорайонов, серьезно влияли на социальное развитие города. К тому же процентов на 80–90 они были по происхождению свои – местные. Сегодня у предприятий, как правило, нет своей «социалки». Директора скорее не «инициаторы», а «исполнители» решений, принимаемых собственником, и к тому же«вахтовики». Роль «отца родного» сейчас порой выполняет собственник. Так получилось, что в Перми лишь Андрей Кузяев, присутствуя в верхних строчках списка журнала Forbes,виден в этом качестве. Дмитрий Рыболовлев давно уже не пермский, а кипрско-монакский. Так что призыв к акулам пермского бизнеса: богатейте, размножайтесь, делитесь!
Сегодня российскую «внешнюю среду» трудно назвать комфортной. Но история показывает, что пермяки не теряли бодрости духа и в черные полосы жизни. Тем более что они всегда меняются на белые.
В 1987 году я туристом на теплоходе плавал в Японию. По круизной традиции,каждая группа демонстрировала свои творческие способности. Мы спели такой гимн:
Пускай пермяк устал, промок,
Свой путь продолжит он упрямо,
И скажет лишь: «Японский бог!»
Или нежней: «Япона мама!»