Фото: Арсений Плешаков
Борис Леонидович Мильграм - номинант Строгановской премии «За выдающиеся заслуги в области театрального искусства Пермского края, новаторство и профессионализм, сохранение культурных традиций и их продвижение за пределы региона». С 2004 года руководит Пермским академическим театром драмы, с 2007 года - Пермский академический Театр-Театр. Постановки Театра-Театра являются заметным явлением в российском театральном искусстве. На сегодня у коллектива 69 номинаций на высшую театральную премию страны и 12 «Золотых Масок».
Борис Леонидович Мильграм - номинант Строгановской премии «За выдающиеся заслуги в области театрального искусства Пермского края, новаторство и профессионализм, сохранение культурных традиций и их продвижение за пределы региона». С 2004 года руководит Пермским академическим театром драмы, с 2007 года - Пермский академический Театр-Театр. Постановки Театра-Театра являются заметным явлением в российском театральном искусстве. На сегодня у коллектива 69 номинаций на высшую театральную премию страны и 12 «Золотых Масок».
– Расскажите коротко о себе.
– Я даже не знаю, какую биографию рассказывать, я прожил несколько жизней. А с 2004 года моя биография связана с этим театром. Здесь я уже 19 лет. Правда, внутри этих 19 лет на четыре очень занимательных и интересных года уходил в правительство Пермского края, но потом снова вернулся в театр. Причем, когда я был в правительстве, все-таки умудрялся продолжать ставить спектакли, так что связи с театром не терял.
– А как получилось, что вы учились по технической специальности, а большая часть вашей жизни связана с искусством? Обычно эти ипостаси противопоставляются друг другу как гуманитарии и техники.
– Знаете, для моего поколения это не очень удивительно: многие физики становились лириками, как, впрочем, и наоборот. Да, я не вырос в театральной художественной среде и мои устремления были другого свойства. Я приехал в Пермь учиться в политехническом институте. Но параллельно занимался любительским театром, и меня, по сути, взрастил театр-студия «Арлекин», который был организован моим первым учителем Игорем Тернавским. Вот это меня и привело в театр. Хотя я долго занимался техническими науками и не считаю, что потерял время. Очень много режиссеров, писателей имеют техническое образование: это структурирует жизнь и дает еще какой-то дополнительный вкус, в том числе творчества.
– Я даже не знаю, какую биографию рассказывать, я прожил несколько жизней. А с 2004 года моя биография связана с этим театром. Здесь я уже 19 лет. Правда, внутри этих 19 лет на четыре очень занимательных и интересных года уходил в правительство Пермского края, но потом снова вернулся в театр. Причем, когда я был в правительстве, все-таки умудрялся продолжать ставить спектакли, так что связи с театром не терял.
– А как получилось, что вы учились по технической специальности, а большая часть вашей жизни связана с искусством? Обычно эти ипостаси противопоставляются друг другу как гуманитарии и техники.
– Знаете, для моего поколения это не очень удивительно: многие физики становились лириками, как, впрочем, и наоборот. Да, я не вырос в театральной художественной среде и мои устремления были другого свойства. Я приехал в Пермь учиться в политехническом институте. Но параллельно занимался любительским театром, и меня, по сути, взрастил театр-студия «Арлекин», который был организован моим первым учителем Игорем Тернавским. Вот это меня и привело в театр. Хотя я долго занимался техническими науками и не считаю, что потерял время. Очень много режиссеров, писателей имеют техническое образование: это структурирует жизнь и дает еще какой-то дополнительный вкус, в том числе творчества.
– Насколько это меняет взгляд? Я вот читаю иногда, что есть какой-то театральный режиссер или актер из театральной среды, который с малых лет…
– Я наблюдаю за своими детьми, которые выросли в театральной семье и пошли в театр. У меня дочь и сын актеры. Они по-другому видят мир, по-другому его ощущают. Не думаю, что им легче или сложнее. Я попал в театральное пространство как бы ниоткуда, и мне пришлось его как-то для себя устраивать. Это мне не мешало, наоборот, дополнительный кураж создавало. И в результате я выбрал театр. Вообще в жизни самое главное – это когда-то сделать выбор, ответить на вопросы: кто ты, где ты, почему здесь? Вот мне в этом смысле повезло, потому что я умудрился выбрать не только театр, но и город. И моя жизнь, в общем, создана вполне осознанно. Она не тащила меня по рельсам – эти рельсы создавались, в том числе и мной. А еще большим количеством обстоятельств, прекрасных людей, ситуаций, которые мне помогали.
– Я наблюдаю за своими детьми, которые выросли в театральной семье и пошли в театр. У меня дочь и сын актеры. Они по-другому видят мир, по-другому его ощущают. Не думаю, что им легче или сложнее. Я попал в театральное пространство как бы ниоткуда, и мне пришлось его как-то для себя устраивать. Это мне не мешало, наоборот, дополнительный кураж создавало. И в результате я выбрал театр. Вообще в жизни самое главное – это когда-то сделать выбор, ответить на вопросы: кто ты, где ты, почему здесь? Вот мне в этом смысле повезло, потому что я умудрился выбрать не только театр, но и город. И моя жизнь, в общем, создана вполне осознанно. Она не тащила меня по рельсам – эти рельсы создавались, в том числе и мной. А еще большим количеством обстоятельств, прекрасных людей, ситуаций, которые мне помогали.
– Про рельсы, которые были вами созданы. Насколько сегодня Пермь – под Пермью я подразумеваю и Театр-Театр в том числе – задает тренды в российской культуре?
– Это интересный разговор. В последнее время я много думаю об этом, и отчасти благодаря спектаклю «Гостиница “Центральная”», выпущенному в нашем театре. Мне он очень нравится, в нем затронута история, которая мне дорога.
Здание гостиницы «Центральная» – знаковое место для города, особенно во время Великой Отечественной войны, когда здесь было много эвакуантов. Пермь, грубо говоря, это город эвакуантов. Когда-то в эти края ссылали, здесь был каторжный путь, и многие великие, включая Федора Михайловича Достоевского, прошли по нему в кандалах. А в годы войны сюда эвакуировались заводы, музеи, Мариинский театр. Появились новые люди, которые считали это место временным. Пермь их приютила, и они, естественно, ее полюбили, но полюбили какой-то другой любовью. Почему я так подробно про это говорю?
Я приехал сюда в 1971 году поступать в институт – приехал из красивейшего города, в котором вырос. Надо сказать, что Пермь тогда произвела на меня двоякое впечатление. С одной стороны, я сразу влюбился в этот город: предрассветное утро, мы с мамой, которая меня провожала, сидим у политеха на лавочке, и по площади идет юноша с гитарой и девушка в легком платье и босиком. Это было так замечательно. Сразу повеяло свободой.
– Это интересный разговор. В последнее время я много думаю об этом, и отчасти благодаря спектаклю «Гостиница “Центральная”», выпущенному в нашем театре. Мне он очень нравится, в нем затронута история, которая мне дорога.
Здание гостиницы «Центральная» – знаковое место для города, особенно во время Великой Отечественной войны, когда здесь было много эвакуантов. Пермь, грубо говоря, это город эвакуантов. Когда-то в эти края ссылали, здесь был каторжный путь, и многие великие, включая Федора Михайловича Достоевского, прошли по нему в кандалах. А в годы войны сюда эвакуировались заводы, музеи, Мариинский театр. Появились новые люди, которые считали это место временным. Пермь их приютила, и они, естественно, ее полюбили, но полюбили какой-то другой любовью. Почему я так подробно про это говорю?
Я приехал сюда в 1971 году поступать в институт – приехал из красивейшего города, в котором вырос. Надо сказать, что Пермь тогда произвела на меня двоякое впечатление. С одной стороны, я сразу влюбился в этот город: предрассветное утро, мы с мамой, которая меня провожала, сидим у политеха на лавочке, и по площади идет юноша с гитарой и девушка в легком платье и босиком. Это было так замечательно. Сразу повеяло свободой.
Самое главное в жизни – это когда-то сделать выбор, ответить на вопросы: кто ты, где ты, почему здесь? Мне в этом смысле повезло, потому что я умудрился выбрать не только театр, но и город
С другой стороны, город был тогда некрасивым: пыльным, грязным, промышленным, каким-то придавленным. Но я как будто бы этого не замечал, ведь Пермь была жутко творческой. Со второго курса я стал лауреатом студенческой весны, и на улице меня узнавали, останавливали – это было что-то невероятное!
Потом наступил момент, когда меня позвали в Москву, и я уехал. Я уже тогда окончил ГИТИС, был режиссером. У меня началась успешная творческая жизнь в столице, и я думал, что уехал из Перми навсегда. Но в какой-то момент всё повернулось в другую сторону: я захотел театр. Не заниматься отдельными спектаклями и не служить в чьих-то театрах, а создать свой. Мою идею тогда поддержал Олег Анатольевич Чиркунов, он и позвал меня в Пермь. И Пермь показалась мне совсем другим городом – городом с большим количеством воздуха. Мощная творческая составляющая, о которой я очень хорошо знал, в тот момент как-то соединилась с этим огромным небом, с рекой, со всей конфигурацией города. И так случилось, что я стал заниматься большими культурными проектами, которые охватывали всю Пермь.
На моих глазах город становится одним из самых красивых. Это видят и его жители, и его гости. Заканчивается эвакуация. Те, кто должен был уехать, уехали. А те, кто остался или вернулся, как я, выбрали этот город для своей жизни. Они выбрали – и это очень важно. Пермь не какой-то перевалочный пункт, а очень интересный, красивый город с большой историей, с невероятной корневой культурой, театрами и музеями, имеющими большую ценность. Все это очень значимо для меня. И я понимаю сегодня, что хочу жить здесь, именно в этом городе.
Потом наступил момент, когда меня позвали в Москву, и я уехал. Я уже тогда окончил ГИТИС, был режиссером. У меня началась успешная творческая жизнь в столице, и я думал, что уехал из Перми навсегда. Но в какой-то момент всё повернулось в другую сторону: я захотел театр. Не заниматься отдельными спектаклями и не служить в чьих-то театрах, а создать свой. Мою идею тогда поддержал Олег Анатольевич Чиркунов, он и позвал меня в Пермь. И Пермь показалась мне совсем другим городом – городом с большим количеством воздуха. Мощная творческая составляющая, о которой я очень хорошо знал, в тот момент как-то соединилась с этим огромным небом, с рекой, со всей конфигурацией города. И так случилось, что я стал заниматься большими культурными проектами, которые охватывали всю Пермь.
На моих глазах город становится одним из самых красивых. Это видят и его жители, и его гости. Заканчивается эвакуация. Те, кто должен был уехать, уехали. А те, кто остался или вернулся, как я, выбрали этот город для своей жизни. Они выбрали – и это очень важно. Пермь не какой-то перевалочный пункт, а очень интересный, красивый город с большой историей, с невероятной корневой культурой, театрами и музеями, имеющими большую ценность. Все это очень значимо для меня. И я понимаю сегодня, что хочу жить здесь, именно в этом городе.
– Да, это, наверное, большой комплимент Перми.
– Я не думаю. Это комплимент себе в каком-то смысле. Это важная история – найти свое место, найти то, что тебе по-настоящему нравится. Мы с моими студентами несколько лет занимаемся пьесой «Три сестры». И вот эта чеховская тоска тех времен «в Москву, в Москву» превращается в то, что «Москва» здесь. Центр – здесь. Для меня это важно осознавать. То, что ты строишь, то, что ты делаешь – это и есть Пермь. Часто людям, которые здесь выросли, кажется, что счастье за горами, а счастье как раз не за горами.
Да, Пермь – консервативный город, но это такой прогрессивный консерватизм. То есть город сначала ничего не принимает, а потом ничего не отдает. Новое всегда болезненно, но потом присваивается, становится предметом гордости.
– Я не думаю. Это комплимент себе в каком-то смысле. Это важная история – найти свое место, найти то, что тебе по-настоящему нравится. Мы с моими студентами несколько лет занимаемся пьесой «Три сестры». И вот эта чеховская тоска тех времен «в Москву, в Москву» превращается в то, что «Москва» здесь. Центр – здесь. Для меня это важно осознавать. То, что ты строишь, то, что ты делаешь – это и есть Пермь. Часто людям, которые здесь выросли, кажется, что счастье за горами, а счастье как раз не за горами.
Да, Пермь – консервативный город, но это такой прогрессивный консерватизм. То есть город сначала ничего не принимает, а потом ничего не отдает. Новое всегда болезненно, но потом присваивается, становится предметом гордости.
– Какой вы видите Пермь в будущем? Может, она вообще из промышленного города превратится в креативный?
– На сегодня этот вопрос не имеет ответа. У города так много составляющих, и я бы не стал сбрасывать никакую из них, потому что только в какой-то коллаборации, в соединении всего этого может происходить движение дальше. Очень важно развивать сам город. Можно ли обойтись только туризмом? Думаю, нет. Считаю, что и промышленность должна вкладываться в то, чтобы Пермь была не просто зоной для создания материальных средств, чтобы было счастьем здесь жить. И для этого, конечно, креативная составляющая должна много сделать. Ресурсов достаточно для очень разного. Куда нас рок событий поведет? Посмотрим, я не знаю. Мне интересно наблюдать.
– На сегодня этот вопрос не имеет ответа. У города так много составляющих, и я бы не стал сбрасывать никакую из них, потому что только в какой-то коллаборации, в соединении всего этого может происходить движение дальше. Очень важно развивать сам город. Можно ли обойтись только туризмом? Думаю, нет. Считаю, что и промышленность должна вкладываться в то, чтобы Пермь была не просто зоной для создания материальных средств, чтобы было счастьем здесь жить. И для этого, конечно, креативная составляющая должна много сделать. Ресурсов достаточно для очень разного. Куда нас рок событий поведет? Посмотрим, я не знаю. Мне интересно наблюдать.
– Человек, пермяк, которому, собственно, и посвящена Строгановская премия, – он вообще какой? Он отличается чем-то от других? Или все люди разные? Вы вот работали в Москве, и родились не здесь…
– Каким я себе представляю пермяка? Это тот, кто обрел, выбрал этот город, почувствовал его своим. Я понял для себя, что хочу здесь жить, хочу для этого города работать, хочу для него что-то создавать. Знаете, вот есть большие промышленные города, в которых, кроме этой промышленности, ничего нет. Ты уедешь – и забудешь про них. Пермь в этом смысле другой город: он тебя держит, он тебя притягивает, заставляет о нем думать. Наверное, тем, кто здесь родился, вырос, сложнее это почувствовать, хотя, думаю, это происходит и с ними.
– Каким я себе представляю пермяка? Это тот, кто обрел, выбрал этот город, почувствовал его своим. Я понял для себя, что хочу здесь жить, хочу для этого города работать, хочу для него что-то создавать. Знаете, вот есть большие промышленные города, в которых, кроме этой промышленности, ничего нет. Ты уедешь – и забудешь про них. Пермь в этом смысле другой город: он тебя держит, он тебя притягивает, заставляет о нем думать. Наверное, тем, кто здесь родился, вырос, сложнее это почувствовать, хотя, думаю, это происходит и с ними.
– Театр стоит в самом центре Перми. Когда ко мне приезжают гости, мы обычно приходим сюда. А что еще вы бы рассказали не пермякам: что посмотреть, чтобы почувствовать и понять этот город?
– Сейчас таких мест много. Мы часто гуляем по набережной. Комсомольский проспект всегда был вишенкой на торте этого города – сейчас он просто прекрасен! А что происходит на эспланаде, на улице Ленина – это очень здорово! Мне, конечно, радостно, что Пермь – это театры: и Театр оперы и балета, и Театр-Театр, и дальше по всему краю – Кудымкарский театр, Лысьвенский и так далее. Пермь – это, конечно, пермская деревянная скульптура. Она уникальна. В 2010 году, когда был год культурных обменов России и Франции, я, как министр культуры, присутствовал на выставке деревянной скульптуры в Лионе и видел изумленные глаза французов: они раньше не видели ничего подобного.
Пермские боги всегда производили на меня сильное впечатление. И особенно я это ощутил именно там, в католической стране, в музее, который располагался внутри бывшей церкви. Их деревянные скульптуры как будто мертвые, а наши – абсолютно живые. И французы, увидев это, совершенно обомлели. Это реальная драгоценность, это драгоценность этой территории, это достояние нашей страны. Почему? Потому что наша страна находится на пересечении разных культурных сознаний, культурных слоев, на пересечении разных дорог. И в пермских богах это получило реальное, зримое воплощение. Думаю, что все остальное, что происходит в художественном сознании здесь, это продолжение вот этого миксового сознания, когда одно накладывается на другое. Собственно, наш театр за эти годы стал широко известен тоже за счет соединения разных несоединимых компонентов, пересечения разных театральных формаций. И это дает сильную энергию.
– Сейчас таких мест много. Мы часто гуляем по набережной. Комсомольский проспект всегда был вишенкой на торте этого города – сейчас он просто прекрасен! А что происходит на эспланаде, на улице Ленина – это очень здорово! Мне, конечно, радостно, что Пермь – это театры: и Театр оперы и балета, и Театр-Театр, и дальше по всему краю – Кудымкарский театр, Лысьвенский и так далее. Пермь – это, конечно, пермская деревянная скульптура. Она уникальна. В 2010 году, когда был год культурных обменов России и Франции, я, как министр культуры, присутствовал на выставке деревянной скульптуры в Лионе и видел изумленные глаза французов: они раньше не видели ничего подобного.
Пермские боги всегда производили на меня сильное впечатление. И особенно я это ощутил именно там, в католической стране, в музее, который располагался внутри бывшей церкви. Их деревянные скульптуры как будто мертвые, а наши – абсолютно живые. И французы, увидев это, совершенно обомлели. Это реальная драгоценность, это драгоценность этой территории, это достояние нашей страны. Почему? Потому что наша страна находится на пересечении разных культурных сознаний, культурных слоев, на пересечении разных дорог. И в пермских богах это получило реальное, зримое воплощение. Думаю, что все остальное, что происходит в художественном сознании здесь, это продолжение вот этого миксового сознания, когда одно накладывается на другое. Собственно, наш театр за эти годы стал широко известен тоже за счет соединения разных несоединимых компонентов, пересечения разных театральных формаций. И это дает сильную энергию.
Борис Мильграм родился 27 мая 1954 года в Одессе. В Пермь приехал в 1971 году. В 1976 году окончил политехнический институт. В 1983 году защитил кандидатскую диссертацию в области химической технологии. В 1989 году окончил режиссёрский факультет ГИТИСа имени Луначарского (курс Анатолия Васильева). В 1987 году организовал и возглавил молодёжный театр в Перми, с 1992 по 1997 год работал режиссёром в театре им.Моссовета, Московском театре эстрады, театре «Школа современной пьесы». С 2004 года руководит Пермским академическим театром драмы. С 2007 года театр носит название Пермский академический Театр-Театр.