Был в Перми многоумный и многоопытный театральный менеджер, как сказали бы сейчас, Юрий Александровский, директор Пермского цирка с самого его открытия. Когда прежний режиссер скончался, перед Александровским встал вопрос, кого пригласить на эту должность. И он выбрал Тернавского.
И надо сказать, что Пермский цирк усилиями Александровского к тому времени уже имел репутацию довольно почтенную. Здесь гастролирующих артистов всегда окружали теплом и заботой, создавали им возможные условия – и в бытовом, и в творческом плане. Цирковые звезды охотно приезжали в Пермь. Но выбор Александровского многих из них поверг в шок: «Тернавский? Кто это такой? Откуда он взялся? Что он знает-понимает в нашем искусстве? Да сколько ему лет-то?» Вопросы, в общем-то, резонные. На которые мудрый Александровский отвечал: «Подождите, подождите. Со временем сами всё увидите».
И Игорь взялся за дело засучив рукава. Цирк, несмотря на внешний блеск и праздность, весьма подвержен косности, наработанные штампы сохраняются годами. Вроде и костюм твой обветшал, и зритель это уже как-то видел (а может, и не раз), но искать что-то новое не больно хочется. Дескать, зачем – и так прокатывает. Игорь эту «пыль» принялся стряхивать. И конечно, не всем это пришлось по нраву. Нет-нет да и опять звучало: «А кто он такой? Да что он в нашем деле понимает?»
Но умные мастера, подлинные мастера арены, с Тернавским охотно сотрудничали. Помню общение с Ильей Символоковым (аттракцион «Водная феерия!», Отаром Ратиани («Человек-невидимка»), Игорем Кио, Юрием Никулиным и Михаилом Шуйдиным. Никаких «понтов», высокомерия, снисходительного отношения к молодому режиссеру, цирковому новичку.
Николаев, Марчевский, Шевченко, Бугримова, Запашный, Рубан, Кадыр-Гулям, Херц… Это я называю по памяти только некоторых, с кем благодаря Тернавскому довелось пообщаться. Все они быстро поняли, что Игорь – настоящий профессионал. Причем знает профессию циркача «изнутри». Он летал на лонже над ареной, забирался по лестнице под купол, заходил в звериные клетки… А один случай потряс всех, кто о нем узнал. Дело в том, что во время гастролей Вальтера Запашного из клетки вышел тигр. И бродит по цирку! Настоящий, в полоску, с зубами и хвостом. Все, кто успел, попрятались по кабинетам. А Тернавский пошел тигра укрощать. В смысле – загонять в клетку. Пока они с ассистентом-растяпой уговаривали эту «кису», прибежал Вальтер и водворил зверя на место. Но многие, когда узнали про эту историю, смотрели на Игоря как на ненормального.
Игорь был бесстрашен во всех отношениях. Что показала история с постановкой «Бумбараша» в цирке.
В то время у нас гастролировал Евгений Майхровский – клоун Май. Сейчас он народный артист России, а тогда даже заслуженным не был. Но авантюрист под стать Тернавскому. И Игорь убедил его поучаствовать в постановке «Бумбараша» в роли главного героя. С остальными было сложнее. Задействованные в программе артисты поначалу напрочь заупрямились: дескать, какие мы тебе драматические артисты! Но Игорь постепенно всех их уломал. И доказал, что оригинальные цирковые номера можно вполне органично вписать в сценарий. Например, видели, наверное, как вращаются тарелочки, которым артист не дает упасть? Так это действо стало сценой, в которой коварный Мельник, пособник бандитов, кормит свою братву. И еще много чего Тернавский приспособил под свою выдумку. В качестве массовки был привлечен состав театра «Арлекин», с которым Игорь продолжал общаться.
И надо сказать, что Пермский цирк усилиями Александровского к тому времени уже имел репутацию довольно почтенную. Здесь гастролирующих артистов всегда окружали теплом и заботой, создавали им возможные условия – и в бытовом, и в творческом плане. Цирковые звезды охотно приезжали в Пермь. Но выбор Александровского многих из них поверг в шок: «Тернавский? Кто это такой? Откуда он взялся? Что он знает-понимает в нашем искусстве? Да сколько ему лет-то?» Вопросы, в общем-то, резонные. На которые мудрый Александровский отвечал: «Подождите, подождите. Со временем сами всё увидите».
И Игорь взялся за дело засучив рукава. Цирк, несмотря на внешний блеск и праздность, весьма подвержен косности, наработанные штампы сохраняются годами. Вроде и костюм твой обветшал, и зритель это уже как-то видел (а может, и не раз), но искать что-то новое не больно хочется. Дескать, зачем – и так прокатывает. Игорь эту «пыль» принялся стряхивать. И конечно, не всем это пришлось по нраву. Нет-нет да и опять звучало: «А кто он такой? Да что он в нашем деле понимает?»
Но умные мастера, подлинные мастера арены, с Тернавским охотно сотрудничали. Помню общение с Ильей Символоковым (аттракцион «Водная феерия!», Отаром Ратиани («Человек-невидимка»), Игорем Кио, Юрием Никулиным и Михаилом Шуйдиным. Никаких «понтов», высокомерия, снисходительного отношения к молодому режиссеру, цирковому новичку.
Николаев, Марчевский, Шевченко, Бугримова, Запашный, Рубан, Кадыр-Гулям, Херц… Это я называю по памяти только некоторых, с кем благодаря Тернавскому довелось пообщаться. Все они быстро поняли, что Игорь – настоящий профессионал. Причем знает профессию циркача «изнутри». Он летал на лонже над ареной, забирался по лестнице под купол, заходил в звериные клетки… А один случай потряс всех, кто о нем узнал. Дело в том, что во время гастролей Вальтера Запашного из клетки вышел тигр. И бродит по цирку! Настоящий, в полоску, с зубами и хвостом. Все, кто успел, попрятались по кабинетам. А Тернавский пошел тигра укрощать. В смысле – загонять в клетку. Пока они с ассистентом-растяпой уговаривали эту «кису», прибежал Вальтер и водворил зверя на место. Но многие, когда узнали про эту историю, смотрели на Игоря как на ненормального.
Игорь был бесстрашен во всех отношениях. Что показала история с постановкой «Бумбараша» в цирке.
В то время у нас гастролировал Евгений Майхровский – клоун Май. Сейчас он народный артист России, а тогда даже заслуженным не был. Но авантюрист под стать Тернавскому. И Игорь убедил его поучаствовать в постановке «Бумбараша» в роли главного героя. С остальными было сложнее. Задействованные в программе артисты поначалу напрочь заупрямились: дескать, какие мы тебе драматические артисты! Но Игорь постепенно всех их уломал. И доказал, что оригинальные цирковые номера можно вполне органично вписать в сценарий. Например, видели, наверное, как вращаются тарелочки, которым артист не дает упасть? Так это действо стало сценой, в которой коварный Мельник, пособник бандитов, кормит свою братву. И еще много чего Тернавский приспособил под свою выдумку. В качестве массовки был привлечен состав театра «Арлекин», с которым Игорь продолжал общаться.
Наконец, день премьерного показа. Мандраж был – не передать. И накладок было много. Но были еще репетиции, и были еще показы. И спектакль заиграл! И народ на него стал валом валить.
Скажу сразу: весть о «Бумбараше» быстро облетела цирковую общественность. Спектакль занял одно из первых мест во Всесоюзном конкурсе (самое первое дали за революционную тематику). Майхровский продлил гастроли в Перми, чтобы еще поучаствовать в «этом безобразии». Одно из представлений кончилось для него неудачно: он упал с лошади, на которой, по сценарию гарцевал. А билеты-то проданы! И тут Тернавского выручил наш замечательный Лева Катаев. Он надел на себя бумбарашевскую гимнастерку и обмотки – и вышел на манеж. А там много чего надо было делать – например, летать на лонже. Перед выходом на манеж я подбадривал новоиспеченного премьера и видел, как бледность проступала сквозь нарисованные конопушки.
«Бумбараш» стал визиткой Пермского цирка. Участие в нем – высокой оценкой. В цирковой энциклопедии против фамилии артиста значилось: «Участвовал в представлении «Бумбараш» (Пермь)». Но! В чем ирония судьбы: имени постановщика, Игоря Тернавского, в этой энциклопедии нет! А виной тому его дурацкий характер. Когда из Москвы пришли бумаги по этому поводу, Игорю было недосуг их заполнить. Он чем-то другим был срочно занят…
По прошествии лет уже трудно перечислить всё сделанное Игорем в нашем цирке: «Медвежий аттракцион» Михаила Манасова, «Горская легенда» с джигитами Тамерлана Нугзарова, номер со зверями Рустама Касеева, аттракцион Юрия Дурова и многое другое.
Игорь пережил подлинную трагедию, когда скончался Александровский, человек, пригласивший Тернавского в театр и во всем его поддерживающий, обеспечивающий самую благоприятную творческую атмосферу. Назначили нового директора Пермского цирка, а он был абсолютно другого поля ягода. Размолвки у них с Игорем начались с самого начала. Зачастили комиссии из партийных органов, последовали разборки на высшем в области уровне. В конце концов, Тернавскому влепили партийный выговор. И дали понять, что он тут персона нежелательная.
Следившие за ситуацией звезды советского цирка всполошились. В обком КПСС пришла телеграмма за подписями Юрия Никулина, Игоря Кио и Вальтера Запашного с настоятельным предложением для пользы дела объединить в лице Тернавского две должности – директора и главного режиссера (так в отечественном цирке было частенько принято). На что всесильный секретарь обкома фыркнул: «Нас еще клоуны будут учить кадровому вопросу!..» Никулин был для нашего «царя Бориса» просто клоуном.
Скажу сразу: весть о «Бумбараше» быстро облетела цирковую общественность. Спектакль занял одно из первых мест во Всесоюзном конкурсе (самое первое дали за революционную тематику). Майхровский продлил гастроли в Перми, чтобы еще поучаствовать в «этом безобразии». Одно из представлений кончилось для него неудачно: он упал с лошади, на которой, по сценарию гарцевал. А билеты-то проданы! И тут Тернавского выручил наш замечательный Лева Катаев. Он надел на себя бумбарашевскую гимнастерку и обмотки – и вышел на манеж. А там много чего надо было делать – например, летать на лонже. Перед выходом на манеж я подбадривал новоиспеченного премьера и видел, как бледность проступала сквозь нарисованные конопушки.
«Бумбараш» стал визиткой Пермского цирка. Участие в нем – высокой оценкой. В цирковой энциклопедии против фамилии артиста значилось: «Участвовал в представлении «Бумбараш» (Пермь)». Но! В чем ирония судьбы: имени постановщика, Игоря Тернавского, в этой энциклопедии нет! А виной тому его дурацкий характер. Когда из Москвы пришли бумаги по этому поводу, Игорю было недосуг их заполнить. Он чем-то другим был срочно занят…
По прошествии лет уже трудно перечислить всё сделанное Игорем в нашем цирке: «Медвежий аттракцион» Михаила Манасова, «Горская легенда» с джигитами Тамерлана Нугзарова, номер со зверями Рустама Касеева, аттракцион Юрия Дурова и многое другое.
Игорь пережил подлинную трагедию, когда скончался Александровский, человек, пригласивший Тернавского в театр и во всем его поддерживающий, обеспечивающий самую благоприятную творческую атмосферу. Назначили нового директора Пермского цирка, а он был абсолютно другого поля ягода. Размолвки у них с Игорем начались с самого начала. Зачастили комиссии из партийных органов, последовали разборки на высшем в области уровне. В конце концов, Тернавскому влепили партийный выговор. И дали понять, что он тут персона нежелательная.
Следившие за ситуацией звезды советского цирка всполошились. В обком КПСС пришла телеграмма за подписями Юрия Никулина, Игоря Кио и Вальтера Запашного с настоятельным предложением для пользы дела объединить в лице Тернавского две должности – директора и главного режиссера (так в отечественном цирке было частенько принято). На что всесильный секретарь обкома фыркнул: «Нас еще клоуны будут учить кадровому вопросу!..» Никулин был для нашего «царя Бориса» просто клоуном.
В общем, разом всё было забыто – и «Бумбараш», и блестящие спектакли «Арлекина», и победы на фестивалях студенческих театров, и красные знамена, которые неизменно зарабатывал Пермский цирк во времена благословенного дуэта Александровский-Тернавский… Ну не надо нам тут баламута и потрясателя основ, пусть «Союзгосцирк» хоть трижды на него молится! А «Союзгосцирк» от Тернавского и не отступился. Не мог он бросаться такими кадрами. Оценив ситуацию в Перми, предложил Игорю должность главного режиссера Краснодарского государственного цирка.
Игорь опять же ничего не мог скромненько и в простоте. Новая жизнь началась для него созданием филиала Росцирка по постановке цирковых программ. Люди по старой памяти к нему ехали, и с ними он «творил, придумывал, пробовал». Помню, как при встрече он первым делом пошел показывать мне репетиционный манеж, где параллельно с прокатом представлений в основном здании цирка шла подготовка к новой программе. Не знаю, что там делается нынче, в построенном им репетиционном манеже. На заре капитализма система «Союзгосцирка» рухнула вместе с Союзом. Тернавский вернулся в Пермь. Все-таки ностальгия мучила его, не зря ведь он называл себя «евреем пермского разлива», делая ударение на слове «пермского».
И первым его творческим шагом на родине был фильм «…минут о любви». Это было действительно объяснение в любви – к матушке-Перми. Я недавно пересмотрел кассету с этой лентой. Она производит щемящее впечатление. Как там у Мандельштама: «Я вернулся в свой город, знакомый до слёз, до прожилок, до детских припухших желёз…» Все-таки Игорь к тому времени прожил в Перми полвека (не считая «краснодарской ссылки»). И новая встреча заставила его пристальней вглядеться в город, в его знакомые с детства места, в людей, которые составляют его красоту.
Он вернулся в Пермь, огляделся, стал думать, как жить дальше. Но заветная дверца, скрытая паутиной, не давала нашему герою покоя. Как, наверное, одному из его кумиров, тоже донельзя носатому, Всеволоду Мейерхольду (чей портрет всегда висел у Игоря в кабинете).
И вознамерился он с братцами-арлекинами поставить спектакль. Стал вести с Театром кукол переговоры об аренде сцены. И тогда старый друг Михаил Арнапольский, тоже театральный деятель, близкий к незабвенному Александровскому и оттого лучше многих других знающих Тернавского, сказал ему: «Слушай, ты приехал сюда на время? Или будешь здесь умирать? Если приехал навсегда, забирай театр кукол, он сейчас, считай, бесхозный. Работай в нем, и делай, что хотелось бы!».
Тернавский Арнапольского послушал. И пришел в «куклы» художественным руководителем. Мы, его окружение, этому не очень удивились. Не сравнить с шоком, пережитым тогда, когда он ушел из цирка. А куклы – что ж... Не такое, если вдуматься, далекое от цирка искусство. Раньше ведь что делалось на рыночных площадях, на ярмарках? Народ развлекали балаганные шуты. Они кувыркались, жонглировали, наделяли друг друга потешными оплеухами – так сказать, живьем. Другие веселили людей из-за ширмы. Тут тебе и Петрушка, дурачащий городового, и другие традиционные герои.
Нет, мы, конечно, переживали, как «впишется» Игорь в новый для себя вид искусства. Не переживал, по крайней мере внешне, только он сам. В новую должность и в новый коллектив он вошел органично, словно «оно там и было».
Тернавский бережно отнесся к прежним постановкам. Сейчас уже дедушками и бабушками стали те, кто приходил в «куклы» смотреть спектакль «Маша и Медведь». Но их дети приходили на этот спектакль, и внуки ходят. Уже давно обветшали костюмы героев и декорации, и сегодняшний театр собирается их обновлять. Но то, что подобные этому спектакли живут и вызывают восторг зрителей – заслуга не только поставившего их предшественника Игоря – Давида Офрихтера, но и самого Тернавского.
Игорь Тернавский всегда был в душе артистом – мы, его окружение, это знали. И став режиссером, им оставался. И оставался артистом, когда ставил подопечным их роли, внутри себя проигрывал их роли: как бы он это сделал. И ближе к концу начал играть на сцене. Осуществил свое желание, сыграл Акелу, вожака стаи в «Маугли». И давнюю мечту – Короля Лира. В этом образе он и изображен на посмертном памятнике.
Он помышлял о постановке «Бесов» по Достоевскому. И начинал «Шинель» по Гоголю. Кем бы он стал в тех нереализованных задумках? Мы об этом уже не узнаем.
И так же вдаль-наискосок тянулись руки к совершенству – к недостижимому блаженству, хватая пальцами песок...
(Евгений Евтушенко. «Памяти Евгения Урбанского»)
А золотой ключик Тернавский все-же нашел. И потаенную дверцу открыл.
Игорь опять же ничего не мог скромненько и в простоте. Новая жизнь началась для него созданием филиала Росцирка по постановке цирковых программ. Люди по старой памяти к нему ехали, и с ними он «творил, придумывал, пробовал». Помню, как при встрече он первым делом пошел показывать мне репетиционный манеж, где параллельно с прокатом представлений в основном здании цирка шла подготовка к новой программе. Не знаю, что там делается нынче, в построенном им репетиционном манеже. На заре капитализма система «Союзгосцирка» рухнула вместе с Союзом. Тернавский вернулся в Пермь. Все-таки ностальгия мучила его, не зря ведь он называл себя «евреем пермского разлива», делая ударение на слове «пермского».
И первым его творческим шагом на родине был фильм «…минут о любви». Это было действительно объяснение в любви – к матушке-Перми. Я недавно пересмотрел кассету с этой лентой. Она производит щемящее впечатление. Как там у Мандельштама: «Я вернулся в свой город, знакомый до слёз, до прожилок, до детских припухших желёз…» Все-таки Игорь к тому времени прожил в Перми полвека (не считая «краснодарской ссылки»). И новая встреча заставила его пристальней вглядеться в город, в его знакомые с детства места, в людей, которые составляют его красоту.
Он вернулся в Пермь, огляделся, стал думать, как жить дальше. Но заветная дверца, скрытая паутиной, не давала нашему герою покоя. Как, наверное, одному из его кумиров, тоже донельзя носатому, Всеволоду Мейерхольду (чей портрет всегда висел у Игоря в кабинете).
И вознамерился он с братцами-арлекинами поставить спектакль. Стал вести с Театром кукол переговоры об аренде сцены. И тогда старый друг Михаил Арнапольский, тоже театральный деятель, близкий к незабвенному Александровскому и оттого лучше многих других знающих Тернавского, сказал ему: «Слушай, ты приехал сюда на время? Или будешь здесь умирать? Если приехал навсегда, забирай театр кукол, он сейчас, считай, бесхозный. Работай в нем, и делай, что хотелось бы!».
Тернавский Арнапольского послушал. И пришел в «куклы» художественным руководителем. Мы, его окружение, этому не очень удивились. Не сравнить с шоком, пережитым тогда, когда он ушел из цирка. А куклы – что ж... Не такое, если вдуматься, далекое от цирка искусство. Раньше ведь что делалось на рыночных площадях, на ярмарках? Народ развлекали балаганные шуты. Они кувыркались, жонглировали, наделяли друг друга потешными оплеухами – так сказать, живьем. Другие веселили людей из-за ширмы. Тут тебе и Петрушка, дурачащий городового, и другие традиционные герои.
Нет, мы, конечно, переживали, как «впишется» Игорь в новый для себя вид искусства. Не переживал, по крайней мере внешне, только он сам. В новую должность и в новый коллектив он вошел органично, словно «оно там и было».
Тернавский бережно отнесся к прежним постановкам. Сейчас уже дедушками и бабушками стали те, кто приходил в «куклы» смотреть спектакль «Маша и Медведь». Но их дети приходили на этот спектакль, и внуки ходят. Уже давно обветшали костюмы героев и декорации, и сегодняшний театр собирается их обновлять. Но то, что подобные этому спектакли живут и вызывают восторг зрителей – заслуга не только поставившего их предшественника Игоря – Давида Офрихтера, но и самого Тернавского.
Игорь Тернавский всегда был в душе артистом – мы, его окружение, это знали. И став режиссером, им оставался. И оставался артистом, когда ставил подопечным их роли, внутри себя проигрывал их роли: как бы он это сделал. И ближе к концу начал играть на сцене. Осуществил свое желание, сыграл Акелу, вожака стаи в «Маугли». И давнюю мечту – Короля Лира. В этом образе он и изображен на посмертном памятнике.
Он помышлял о постановке «Бесов» по Достоевскому. И начинал «Шинель» по Гоголю. Кем бы он стал в тех нереализованных задумках? Мы об этом уже не узнаем.
И так же вдаль-наискосок тянулись руки к совершенству – к недостижимому блаженству, хватая пальцами песок...
(Евгений Евтушенко. «Памяти Евгения Урбанского»)
А золотой ключик Тернавский все-же нашел. И потаенную дверцу открыл.