13 октября состоялась премьера нового спектакля Бориса Мильграма «Катерина Измайлова», поставленного по знаменитому очерку Николая Лескова «Леди Макбет Мценского уезда». Мрачная история о шекспировских страстях, случившаяся в Орловской губернии, повествует о первой в литературе женщине – серийной убийце.
Богатая купчиха Катерина Львовна Измайлова изнывает от скуки. Ее муж, Зиновий Борисович, бесплоден, а свекор Борис Тимофеевич постоянно попрекает сноху отсутствием детей. Катерина заводит роман с приказчиком Сергеем, но после угроз прознавшего про это свёкра, который избивает Сергея, совершает свое первое убийство. Тьма, которая ждет своего часа, вырывается наружу, и в финале на руках Катерины кровь уже четырех человек...
Одной из самых ярких интерпретаций очерка Лескова стала поставленная в 1934 году опера Дмитрия Шостаковича. В 2006 году режиссер Мартин Кушей поставил «Леди Макбет» Шостаковича в Голландской национальной опере. Его спектакль, одновременно условный и полный натурализма, поднимавший тему беспредельности зла и создававший абсолютно трагическое пространство, невероятно впечатлил Бориса Мильграма и вдохновил на собственное высказывание о природе разрушения человеческой личности.
Борис Мильграм, автор пьесы и режиссер спектакля «Катерина Измайлова»:
– В свое время меня невероятно впечатлила опера Шостаковича «Леди Макбет Мценского уезда» в постановке Мартина Кушея. В меня попало то абсолютно трагическое пространство, которое создали авторы; оно жило во мне и требовало выхода. Я не планировал ставить оперу Шостаковича – изначально хотел сделать именно драматический спектакль в духе высокой древнегреческой трагедии.
И в очерке Лескова, и в опере Шостаковича, написавшего музыкальное произведение на основе литературного сюжета, поднимается тема трагичности человека. Эта тема лежит в основе и нашего спектакля. Наша «Катерина Измайлова» возникала скорее от контекста, а не от текста и даже не от сюжета Лескова. Контекст, крайне важный для меня сейчас, – природа зла, природа разрушения человеческой личности, природа обесценивания человеческой жизни – как чужой, так и своей.
Внутри каждого из нас поселено добро и зло, свет и тьма. Трагедия человечества состоит именно в том, что злодеи не падают с луны – они возникают из нас. И это важно. Катерина изначально похожа на всех нас, у нее, как у всех, есть проблемы. Но в какой-то момент она переступает черту, не удерживает внутреннего зверя, и мрак начинает ее заполнять. Это оказывается безудержно, необратимо, и приводит только к смерти – других людей и самой Катерины.
На уровне сюжета, нарратива, «Катерина Измайлова» – жуткая история, в которой нет ни одного положительного персонажа. Тьма, закрывающая всё. Как правило, зрители не хотят заходить на территорию жестокости и мрака, а мне это кажется необходимым: на уровне подсознания мы должны чего-то бояться в самих себе...
В «Катерине Измайловой» создан новый для меня и нашего театра язык, жанр: я бы назвал его трагедией, причем классической трагедией, в которой хор является действующим лицом – и комментатором, и соучастником, и голосом рока. Спектакль ни на что не похож – ни в нашем репертуаре, ни в моей жизни. Вообще сейчас мы находимся в такой театральной ситуации, в таком театральном мире, когда жанр определить очень сложно. «Катерина Измайлова» – это не опера, хотя структура близка к опере. Это не мюзикл. Это скорее драматический спектакль, поскольку артисты говорят текст, он вербальный. Но это и не драма в чистом виде, так как очень важным компонентом структуры спектакля является музыка – потрясающая музыка, которую написал композитор Дмитрий Курляндский.
У нас сложилась невероятная команда: Дмитрий Курляндский, Дамир Исмагилов, Семён Пастух, Александр Андрияшкин, Ольга Шаишмелашвили – все блистательные профессионалы. И мы сделали то, чего никогда не делали. Например, мужской хор, который не поет. 20 артистов произносят один и тот же текст, как единый организм – и это весьма непросто. Проделана невероятная, очень тонкая работа. В «Катерине Измайловой» прекрасные хоры: и мужской, и женский. И конечно, там прекрасные актерские работы Анны Сырчиковой, Марата Мударисова, Альберта Макарова, Ивана Вильхова, Анны Анисимовой, Алисы Санаровой.
Мне очень интересна реакция публики на премьеру. Это совсем не развлекательный спектакль, но, по-моему, он так захватывает и втягивает в себя, что из него невозможно выбраться, как из воронки. Это именно тот случай, когда надо смотреть. И по возможности попытаться спектаклю «отдаться», довериться, а не пытаться что-то ежеминутно понимать, что-то анализировать. Хотя и во втором случае спектакль все равно «заберет».
Александр Андрияшкин, режиссер по пластике:
– Для меня большая ценность, что Борис Мильграм, известный масштабными успешными мюзиклами, не перестает пробовать другие, более экспериментальные и неочевидные для большой сцены вещи. К таким проектам хочется присоединяться.
Всё произведение довольно минималистично, но это не значит, что на сцене ничего не происходит. Напротив, это означает, что любое небольшое изменение важно. Мы осознанно отказались от развлекательных, трюковых вещей в пользу полутонов и нюансов: поворот головы, положение относительно другого человека, движение локтя. Во всем этом мы ищем красоту, точность, силу и глубину. И всё это требует от артиста максимального внимания, собранности.
Мне бы хотелось верить, что зрителям «Катерины Измайловой» будет интересно наполнять увиденное своим собственным восприятием и вопросами и, с одной стороны, следить за известным сюжетом, конкретной историей, а с другой – размышлять над более широкой метафорой существования человеческого общества.
На сцене можно увидеть два параллельных спектакля: один – о судьбе Катерины Львовны, а другой – о человеческой природе, гендерной иерархии, мужской и женской энергиях, социальных моделях, попытке осознать их предопределенность и попытке выпрыгнуть.
Семён Пастух, художник-сценограф:
– Пространство театра всегда условно: это всегда «другая реальность», придуманная и созданная в результате совместной работы постановщиков над пьесой. Важно, что в художественном мире нашего спектакля всё простёгано: стёганые одеяла (душно, скучно, купеческие перины) в доме Измайловых, серые стёганые фуфайки заключённых на каторге.
Символично цветовое решение. Белый цвет – это духота, скука, серый – холод, мрак. Еще есть черные гофрированные трубы, как черви, выползающие из-под земли. В сцене каторги они как будто душат каторжан.
Важной частью сценографии «Катерины Измайловой» стала огромная кукла, причем возникла она случайно: мы сидели с Борисом Мильграмом у макета, а рядом валялась кукла – я взял и положил ее в макет. Получилось интересно. И этот ход помог показать сцену изнасилования Аксиньи не натуралистично.
Ольга Шаишмелашвили, художник по костюмам:
– У всей постановочной группы была задача придумать и воплотить мир, живущий по определенным законам, нами же сформулированным. Семён Пастух создал сценографию, которая, на мой взгляд, пронизана русскими мотивами: всё, что мы видим на сцене – про нас, про нашу ментальность. Огромное стёганое полотно – разве это не одеяло, не душегрейка (или корсетка – есть такой термин в народном костюме), не зековский ватник? Много стеганых элементов и в костюмах персонажей. Удивительно, как стеганый халат и все его производные объединяют Азию: это общий культурный код костюма от Монголии и Китая до западных славян и от Сибири до Ирана.
Дамир Исмагилов, художник по свету:
– Благодаря интересному решению с хорами, которые приближают драматический спектакль к древнегреческой трагедии, благодаря ярким, темпераментным актерским работам, благодаря музыкальным антрактам «Катерина Измайлова» получилась очень мощной по энергетике. С самой первой минуты зритель погружается в особенную атмосферу.
Сначала – жара, много света. Потом постепенно всё меняется: картины реальные, бытовые, сменяют картины ирреальные, инфернальные; появляются мистические сцены, сцены сумасшествия.
Дмитрий Курляндский, композитор:
– Когда Борис Мильграм обратился ко мне с предложением написать музыку к спектаклю «Катерина Измайлова», я сразу согласился, почувствовав, что мне представился уникальный случай творческого диалога с Дмитрием Шостаковичем, композитором оперы «Леди Макбет Мценского уезда».
Мы много и подробно обсуждали с постановочной командой структуру спектакля, многие решения рождались в процессе этого общения. Но самым сложным оказалось обнаружить язык, на котором могут говорить звуки в паузах между текстом (Борис Мильграм сразу предложил не класть текст на новую музыку, текст должен звучать в тишине, так что за текстом как будто незвучно присутствует оригинальная музыка Шостаковича). Я несколько раз начинал, пробовал разные варианты, но каждый раз как будто видел перед собой Шостаковича, который хмурился и явно не одобрял мои попытки. Улыбнулся он только когда я обратился, кажется, к самому далекому от него материалу, который никак не напоминает о нем, скорее противоречит ему. Интересно, что и для меня самого такая музыка неожиданна – я встал на новую для себя территорию.