Текст: Евгений Филатов. Книга «Легенды улицы Пермской» выпущена
в рамках проекта «Ресурсный центр «Пермь семейная»
300 лет – много или мало? В сравнении с историей нашей планеты это ничто, период времени, который почти никак не влияет на ход событий, происходящих и происходивших здесь. Однако если брать во внимание отдельный промежуток, допустим, любой отрывок из нашей эры, то три века – это неисчислимое количество всевозможных происшествий и случаев. За это время рождались и умирали города и страны. Но в числе до сих пор живущих – город Пермь. Он появился в 1723 году и до сих пор растёт и развивается. Он окутан историей в самых разных её течениях. Множество мифов и легенд витает на переплетающихся между собой улочках. Одна из самых удивительных и значимых – улица Пермская. Она может поведать необычайно много, главное – внимательно слушать.
То лето было жарким и сухим, точь-в-точь как и нынешнее. Горожане изнывали от жары, окна в домах были открыты настежь, одолевали комары и мухи, но люди лишь вяло отмахивались от них чем попало. Высушенная дорожная пыль туманным шлейфом стелилась за каждой повозкой, за каждым усталым путником, покрывая всё вокруг серой пеленой. Дождя не было так давно, что местные жители уже подумывали, а бывал ли он раньше.
Тревожные вести приходили из Москвы, Казани, Новгорода. В продолжавшейся не один месяц суши стали происходить возгорания, приводящие к пожарам. Деревянные дома, отдавшие последние остатки влаги горячему ветру, горели словно факелы, без треска, мгновенно, страшно и почти без дыма. От дома к дому, от забора к забору, от сарая к сараю выгорали кварталы, улицы, целые районы. Пожарные, завидев с каланчи огонь и дым, приезжали уже к пепелищу, огонь за это время успевал сожрать все соседние строения.
В народе пошли разговоры про поджигателей. Пермь эти слухи не обошли стороной. Город готовился к чему-то страшному. Горожане стали хватать на улицах подозрительных личностей, силком волочь их в полицейские участки. Тень пала на ссыльных неблагонадёжных поляков, высланных в Пермскую губернию на поселение. Люди пытались принимать меры загодя, многие купцы и мещане стали вывозить скарб и товар за город. Потянулись обозы покидающих Пермь, что ещё больше распалило атмосферу тревоги и подозрительности. Губернатор принял решение с помощью полиции возвращать бегущих домой. Были устроены кордоны на основных дорогах, возбуждённые люди препирались с городовыми и жандармами, которые стали особо ретивым грозить оружием. Большая часть беглецов была вынуждена повернуть восвояси.
Такая гнетущая обстановка продлилась до сентября, когда вдруг случилось то, что иначе как массовым помешательством назвать трудно. Люди одномоментно расслабились и предались благодушию. Случилось это погожим утром в воскресенье, 12 сентября, в день Воздвиженья Животворящего креста. С каким-то непонятным облегчением горожане отправились на заутреню в храмы, колокольный звон возвестил службу. Именно в этот момент раздался первый набат. За церковным малиновым звоном люди не разобрали угрозы и продолжали молебен, но вскоре благозвучие певчих сменилось испуганными криками и запахом гари.
Некоторые историки считают: тот факт, что жители Перми в основном были в церквях, помог предотвратить массовые жертвы среди населения. Удивительно, но город уже пылал, причём в нескольких местах одновременно. Немногочисленные пожарные команды были в растерянности, куда ехать в первую очередь? На улицах возникла паника. Несмотря на многодневную подготовку, все задуманные меры были тут же забыты. Особо пострадали районы, прилегавшие к Каме. Дотла выгорели несколько кварталов центра города от Монастырской до Екатерининской. Люди в один час потеряли кров, имущество, родственников.
Несчастные погорельцы какое-то время были предоставлены сами себе, сооружали шалаши из подручных материалов, ютились по родственникам. Но пошли дожди, резко похолодало и люди стали роптать и пенять на власти, что, мол, не делают ничего. Губернатор Илья Иванович Огарёв пошёл на небывалый шаг – распорядился подселять погорельцев в уцелевшие дома. То есть первое «уплотнение» произошло совсем не после революции, а задолго до неё.
В итоге пожара 1842 года, как вы знаете, полностью выгорела центральная часть города, что привело к двум основным последствиям – стали строить каменные дома и по-новому планировать улицы и переулки. С карты исчезли тупики и кривые проулки, центр обрёл вид, первоначально задуманный ещё первым губернатором Перми Карлом Фёдоровичем Модерахом.
Из Петербурга прибыла специальная комиссия для расследования пожара в Перми. Итогом ее работы стали небольшие кадровые перестановки, но, по сути, никто наказания не понёс. Отделался тогда выговором и губернатор Огарёв, что, впрочем, почти не сказалось на его дальнейшей карьере.
Итак, первая остановка на нашем пути – особняк Клавдии Афанасьевны Токаревой. Везде пишут, что он был построен в современном виде в 1911 году или, по крайней мере, поставлен на кадастровый учёт. Но это не так. Этот деревянный лубочный домик был, кажется, на этом месте всегда. Простой сруб был поставлен в середине XIX века (1858, но, скорее всего, ещё раньше, в 1828 году, пережил пожар 1842 года), но вскоре стал обрастать «подробностями и нужностями» – то крыльцо пристраивается, то ладится новая крыша, то расширяются, буквально расправляются крылья строения. Клавдия Афанасьевна была не простой мещанкой. Она имела очень интересную особенность – знала закон и умела им пользоваться. В те времена, впрочем, как и сейчас, желаемое можно было получить двумя путями. Короткий –«смазать», подмазать чиновника, дать, так сказать, на лапу. Но наша мадам Токарева была не такова! Она предпочитала идти длинным, непрямым, полным капканов и ям путём. Впрочем, в эти капканы и ямы попадали непосвящённые. А Клавдия Афанасьевна была не такова. И ей было кому следовать! Её мать Анна Иоанновна в 1877 году пробила разрешение на строительство новой кухни. Надо сказать, что многим её соседям в таких переделках отказывали с завидным постоянством. Анна Иоанновна не стала пресмыкаться перед чванливыми бюрократами из земельного ведомства, а сразу начала готовить тяжбу. Адвокат, нанятый семейством, как бы случайно обмолвился в канцелярии, что матушка готова дойти с нижайшей просьбой до самого Государя-Императора Александра Николаевича!
– Да, да, знаете ли, любезнейший, матушка Анна Ивановна так и сказала, до САМОГО дойду, ничего не убоюсь, мол, покажу нашим сатрапам, как дела делаются. Вот-с… Новость о намерении госпожи Токаревой (чтоб ей неладно было!) быстро распространилась среди служащих канцелярий и, надо признаться, наделала много шуму. Ох, как не любили в глубинных городах России внимания «из столиц». Не дай бог, ещё ревизора пошлют! (Ну, что бывает, когда ожидают ревизора, мы знаем по произведению Н. В. Гоголя).
– Уж дадим ей разрешение, пусть подавится. Одной кухней больше, одной меньше – что за печаль? Завтра же пусть приходит за бумагою! – таким было решение земельной управы.
Надо сказать, что Анна Ивановна не бахвалилась своими победами перед соседями, а молча взялась за стройку, на- няла работных людей, и уже через полтора месяца владение Токаревых заметно расширилось.
Клавдия Афанасьевна отлично выучила уроки старшего поколения и шла тем же «формальным» путём в общении с органами местной власти. Именно таким образом были получены разрешения на установку нового парадного крыльца, изменение формы и увеличение высоты конька крыши, врезку новых окон, увеличение площади участка путём прирезки части пустыря с тыльной части. Клавдия Афанасьевна не просто владела таким большим хозяйством – она сдавала комнаты внаём. По сути, это был настоящий доходный дом в самом сердце Перми. Уж кто там только не проживал!
Но начало этому «делу» положила ещё Анна Ивановна. Она сдавала не только комнаты в первом этаже, но и в цоколе. Сказать, что это были хоромы, – откровенно соврать. Но выгодное расположение дома было огромным и решительным плюсом для всех квартирантов. Снимали жильё врачи, швеи, конторские служащие, в общем, люд небогатый, но исправно платящий. Наиболее интересным был жилец, который арендовал комнату в цоколе в 1903–1904 годах. То был помощник аптекаря Иван Петрович Пашков, служивший в знаменитой Покровской аптеке Виктора Фомича Бартминского.
Надо сказать, что служба его была в двух шагах от дома, именно поэтому он и прельстился комнаткой в полуподвале. Пройти в аптеку можно было по улице, два раза обогнув квартал, либо «напрямки» через пустырь. Но короткий путь был весьма грязен, поэтому Пашков предпочитал идти по тротуару, оберегая свои единственные приличные на тот момент ботинки. Интересная история с Иваном Петровичем случилась в аптеке, где он смог предотвратить ужасное преступление, удуманное женой Бартминского. А дело было так…
Случилось одному отпускному красавцу-офицеру встретить скучающую супругу аптекаря в парке на прогулке. Истосковавшаяся по мужскому вниманию Бартминская излишне горячо приняла ухаживания офицера. Впрочем, её страсть вскоре наскучила повесе, и он переключился на актрису театра. Что бы сделала иная барышня на месте жены аптекаря? Погоревала, поубивалась бы пару дней, да и успокоилась. Но не такова была Бартминская! Она задумала отравить конкурентку, которая по случаю была клиенткой аптеки её мужа.
Сказать по чести, актриса без меры поглощала микстуру от кашля, что готовил аптекарь. В состав микстуры входил морфий, что сделало даму постоянной посетительницей аптеки. Именно микстуру и задумала подменить ревнивица, подсунув едкий щёлок.
Но злодеянию было не суждено свершиться. Именно Иван Петрович обнаружил подмену, приняв беспорядок на счёт своей безалаберности, привёл в порядок рецептуру и спас жизнь актрисе. Вскоре жизнь разбросала всех участников этой драмы. Актриса уехала в Санкт-Петербург, офицер отправился в свою часть и погиб во время Брусиловского прорыва. Аптекарь Бартминский, как говорится, успел впрыгнуть в последний вагон, продав аптеку в январе 1917 года некоему купцу, сохранил деньги и покинул город с семьёй. Пашков же отбыл в Москву для работы в знаменитой аптеке Феррейнов на Никольской улице.
Дом же Токаревой был реквизирован новой властью в 1921 году, следы последней его хозяйки теряются. И это немудрено – в те годы исчезали целые семьи, уплотнялись, подселялись, раскулачивались, переселялись, эмигрировали, были расстреляны или просто сгинули без следа… Дом же стоит и поныне. Яркий памятник нескольких эпох, он пережил целые поколения своих хозяев и жильцов.
Недалеко находится здание по ул. Пермской, 61 Так называемый «Поповский дом». Уникальное место с уникальной историей! Нет доподлинных данных, кому принадлежало это кирпичное, добротное двухэтажное здание при постройке в конце XIX века, но точно известно, что до революции здесь жила одно время семья священника Будрина.
Одного из Будриных, потому что священнослужителей под такой фамилией в Пермской епархии насчитывалось около десяти человек, и не все состояли в родстве. В Перми самым известным из Будриных был, конечно, протоиерей Иоанн, почти сорок лет прослуживший настоятелем Всех- святского (Новокладбищенского) храма на Егошихинском кладбище. Скончался он в 1912 году. На его родственницу, Таисию Андреевну Будрину, и записан дом по ул. Пермской, где хозяйка сдавала квартиры. И есть ещё один протоиерей Будрин, прославивший эту фамилию. Отец Алексий вместе со своей семьёй с 1909 года жил и служил в Красноуфимске. Был личностью легендарной, прошёл путь от простого сель- ского священника в небольшом селе Красноуфимского уезда до члена Государственной думы от Пермской губернии! Всегда служил интересам своей паствы и государства Российского. В сентябре 1918 года был зверски замучен в Красноуфимске как враг Советской республики. В 2000 году на Архиерейском соборе был причислен к священномученикам.
Рассказывают, что в самом начале XX века прямо из подвала «поповского дома» был прокопан подземный ход до церкви Рождества Пресвятой Богородицы, который был забыт на 50 лет. При строительстве здания по ул. Ленина, 50, во время заливки фундамента грунт начал просаживаться, и инженерной комиссией был обнаружен тоннель, ведущий к Пермской улице. Долго разбираться не стали, просто засыпали его, не потрудившись провести исследования. Каким образом работники советских учреждений начала XX века не обнаружили входа в подвале здания, неясно. Остатки подземного хода до сих пор не исследованы, и неизвестно, какие тайны он хранит.
По соседству расположился дом номер 59 по улице Пермской. Это многострадальное здание, ныне закрытое и заброшенное, раскрашенное граффити, с зашитыми окнами и обваливающимся фасадом, ранее было весьма цветущим и преуспевающим. Выстроенное в конце XIX века Пермской православной епархией частично на деньги из епархиального бюджета, частично на пожертвования прихожан, предназначалось оно для так называемого епархиального попечительства. Случалось так, что люди духовного сана, священники, иноки, странствующие монахи попадали в затруднительное финансовое положение, вынуждены были голодать и побираться, жить милостыней. Синодальный отдел посчитал, что сие злоключение для братьев недопустимо, и издал указ об открытии в епархиях специальных приютов для помощи братьям, пребывающим временно в нужде. Но епархиальное попечительство было не столько бесплатной столовой и приютом для странствующих священнослужителей, сколько центром православной культуры. Вернее, таким центром оно стало. Здесь возник кружок иконописи, ставший «культовым» в Перми. Это было уникальное явление для довольно заструктурированной системы православной церкви. С одной стороны, иконопись была и является весьма каноничной, не терпящей какого-либо отступления от традиций. С другой стороны, особняк стал своеобразным хосте- лом, где останавливались, жили и творили видные мастера той эпохи – Расин, Борисов, Иванов. Их творчество было не только духовным, но и сугубо материальным – они рисовали вывески! Да, это была своеобразная артель, выполнявшая коммерческие заказы для купцов и их заведений. Однажды художники так разошлись, что стали брать заказы не только у купцов, содержащих лавки и лабазы, но и у трактирщиков, где процветало самое настоящее пьянство. А это дело богопротивное!
И вот как-то настоятель собора Рождества Пресвятой Богородицы Кирилл, шествуя вдоль Екатерининской, краем глаза видит характерные для кисти Борисова завитушки на вывеске трактира, известного своей дурной славой. Как так? Что за безобразие?! Иконописцам не запрещалось подрабатывать сторонними заказами, но рисовать для обители пьянства и порока? Это уже слишком. С живописцами была проведена «воспитательная беседа», суть которой сводилась к чёткому разделению святого и бесовского. Безобразия прекратились, своеобразная художественная артель уже более не занималась ничем, кроме своего прямого предназначения.
В современные годы сохранилась художественная направленность, некоторое время там находился выставочный зал, но из-за аварийного состояния здание было закрыто. Но и через век живописная суть «проступила» на фасаде строения – он был закрашен и покрыт граффити. Так через года это место хранит былую славу художественного центра, рождённую иконописцами начала XX века.
Во дворе между домами 61 и 59 располагался так называемый каретный сарай (Пермская, 61в). Приземистое одноэтажное здание из кирпича предназначалось одной частью как стойло для лошадей (некогда были видны крюки коновязи), другою – для хранения экипажей и разных каретных принадлежностей. Конечно, карет в привычном понимании тут не было, скорее коляски и сани. Но название было именно таким. Сейчас это строение назвали бы гаражом. Но у него сложилась совершенно иная судьба, много лучшая, чем у многих соседних зданий. Практически из руин строение преобразилось в светлое и гостеприимное помещение Ресурсного центра «Пермь семейная». Силами команды Пермской региональной общественной организации по поддержке семьи, материнства, отцовства и детства «НАСМНОГО» бывшая конюшня превратилась в новое место силы и притяжения в самом сердце Перми.
Здесь теперь кипит жизнь, здесь строятся большие план на будущее, здесь рождается надежда на то, что в ближайшем будущем улица Пермская вновь станет пешеходной и осветится тысячами улыбок счастливых людей, пермяков и гостей города, семей с детьми и влюблённых пар, шумных и весёлых компаний друзей. Действительно, нас – много! И вместе мы сможем сделать ещё больше для процветания нашего родного города!
Уважаемый читатель, это первая часть повести Евгения Филатова «Легенды улицы Пермской», продолжение мы опубликуем в следующем номере.
