Валерий Платонов: «Никакими пряниками меня из Перми уже не выманить»

Текст: Катерина Кравцова
Фото: Владимир Пономарев, Антон Завьялов, Никита Чунтомов

У этого человека много заслуг: главный дирижер Пермского театра оперы и балета (2001–2018 годы) и Башкирского театра оперы и балета (1991–2001 годы, в 2014–2015 годах – художественный руководитель), народный артист Республики Башкортостан, заслуженный деятель искусств России, лауреат «Золотой маски», дважды лауреат премии в сфере культуры и искусства Пермской области. Поставил мировые премьеры опер и балетов, дирижировал ведущими российскими и европейскими коллективами. Валерий Игнатьевич Платонов рассказал журналу ПЕРМЬ о том, как попал в Пермь, каким запомнил город тогда и каким видит город сегодня.

– Из Башкирии вы попали в Пермь по распределению. Почему сюда?
Приезд в Пермь был моим осознанным выбором, и для этого нужно было приложить немало усилий. После окончания Уфимского государственного института искусств в 1977 году нас с женой ждало распределение, в то время студентов отправляли в основном в учебные заведения по Башкирии. Мы, амбициозные и претенциозные, решили, что хотим работать в вузе, чтобы двигать свое развитие дальше. Выбор пал на Пермь, здесь как раз в 1975 году открылся институт культуры.

Я просто взял билет на самолет, прилетел в Пермь, пришел к ректору Зинаиде Воробьевой и рассказал, кто мы такие и почему очень хотим работать в этом учебном заведении. Она отправила нас к завкафедрой Александру Григорьевичу Самуилу, который уже тогда был известным дирижером. Он согласился взять нас на работу к себе на кафедру. Но после этого нас ждала еще и поездка в Москву, так как в те времена распределение проходило через министерство культуры.

В столице начались сложности. Сначала представители мин- культа не хотели отправлять нас в Пермь, затем не смогли связаться с учебным заведением, чтобы проверить, правда ли нас берут. В итоге я вернулся в Уфу ни с чем. К счастью, в день, когда шло распределение, мне удалось связаться с Воробьевой и попросить телеграммой подтвердить, что нас примут на работу в Перми.

Ректором Уфимского государственного института искусств тогда был аксакал башкирской музыки Загир Гарипович Исмагилов. Он представил нас комиссии: «Ленинский стипендиат и круглая отличница». Конечно, многих мы заинтересовали, и нас готовы были принять на работу. Но Исмагилов гордо объявил, что мы отправимся в Пермь, потому что нас там очень ждут.

– Какие у вас остались впечатления от Перми, каким вы помните город в те годы?
– Мы прилетели в Пермь в конце августа. Если честно, впечатления были такие же, как и от большинства российских городов в те годы. Пермь была серой, неприглядной, с большим количеством старых, разваливающихся домов. Сразу после прилета и заселения в общежитие института мы отправились знакомиться с городом. По дороге встретили свою пермскую приятельницу, с которой учились в Уфе. Она посоветовала идти на эспланаду, объяснила, что это одно из лучших мест в Перми. Так и сделали. Да, новые высотные дома вокруг главной городской площади были хороши, но она сама – бетонный пустырь – не впечатлила. К тому же прямо в самом центре, у ЦУМа, где в 2023 году снесли киоски, тогда стояли страшные дома-развалюхи.

Но мы знали, что Пермь – город с насыщенной культурной жизнью, и именно это нас восхищало и привлекало, ведь мы приехали сюда целенаправленно. Впечатление от самой Перми было одно, но при этом внутренняя составляющая, которая и является лицом города, совершенно иная. Все-таки суть любого места – это его люди, их энергетика и идеи. С этим в Перми было всё замечательно. И я потом ни секунды не пожалел, что приехал сюда.

Поскольку мы с женой музыканты, то первая тропинка привела нас в оперный. Это была эпоха Николая Боярчикова, пермский балет просто «звездил» на весь Советский Союз. Буквально в год нашего приезда Николай Николаевич поставил «Орфея и Эвридику» Журбина. Это был замечательный балет, он шел много лет, и мне даже довелось им дирижировать.

Помню, что каждый месяц, 14-го числа, в театре оперы и балета продавали билеты на спектакли следующего месяца. Люди с ночи занимали очередь, писали на руках номерки. Ровно в 12:00 открывалась касса, и до вечера билеты на все спектакли месяца были распроданы – независимо от того, что это за произведение, кто там пел, а кто танцевал. У театра тогда была невероятная притягательность. Безусловно, в этом «повинен» сам оперный, но даже в большей степени тут играла роль и пермская публика. Театры хорошие есть во многих городах России, и тогда тоже были, но не везде такая тяга к искусству. Пермяки очень любят театры, и речь не только о нашем оперном.

– Вы приехали работать в институт культуры, а в итоге оказались в театре оперы и балета. Как так произошло?
– В то время я был немного в смятении. С одной стороны, можно было продолжать заниматься тем, чем и раньше. С другой – меня заинтересовало дирижирование, и у меня это неплохо получалось. Завкафедрой Александр Самуил стал для меня позитивным примером – он учился в Уральской консерватории у Марка Павермана, а жил и работал здесь. Тогда я увидел возможность получить еще одно образование, при этом не бросая работу и не расставаясь с семьей. Решил попробовать… и с первого раза поступил. Так я стал учиться в Уральской государственной консерватории: по понедельникам был в Свердловске на занятиях, а остальное время в Перми. Через год мне нужно было посещать оперный класс, он проходил в другие дни, и у меня никак не получалось на нем присутствовать. Я нашел решение: попросился на практику в пермский оперный. Ходил в театр каждый день: везде был занят и всем нужен. Руководству это очень понравилось, и спустя год мне сделали предложение о работе. Свободной дирижерской ставки в театре тогда не было, и я стал «подснежником» – меня оформили как артиста оркестра.

– Какие забавные или странные случаи происходили у вас во время работы?
– Таких было немного, один из них произошел в 1982 году. Я тогда работал в театре первый сезон, поэтому этот эпизод произвел на меня, молодого дирижера, довольно сильное впечатление. Идет спектакль «Искатели жемчуга» Бизе, оркестр играет, хор и солисты поют – всё громко, грандиозно. Вдруг и на сцене, и в яме полностью выключается электричество. Но мы продолжаем петь и играть. Я, конечно, испугался, думаю: «Вот сейчас будет другая сцена, и они без дирижера никак не сыграют, не вступят». К счастью, через несколько минут электричество дали, и всё обошлось без последствий.

Был еще случай, который запомнился, очень неприятный. В 1983 году была подготовлена премьера замечательного спектакля «Огненный ангел» Прокофьева, состоявшаяся 22 января 1984 года. Кстати, Пермь поставила эту оперу впервые в Советском Союзе, так как она была негласно запрещена и на нее мы запрашивали разрешение в обкоме КПСС*. Саму премьеру дирижировал Александр Анисимов, а через несколько спектаклей он доверил спектакль мне.

Партию Ренаты пела совершенно фантастическая певица Нина Абт-Нейферт. После ее пения там начинается симфонический эпизод. Я увлеченно играю и вдруг слышу грохот, поднимаю глаза и вижу – занавес закрыт. Прошло выяснилось, что во время подъема одной из декораций прикрепленная к ней деревянная дверь сорвалась и сильно рассекла Нине кожу на лбу. Понятное дело, участвовать в спектакле далее артистка не могла.

Но режиссер постановки Эмиль Пасынков вышел из ситуации, поставив вместо Нины нашу новую артистку Светлану Чумакову. Она учила партию Ренаты, и в дальнейшем должна была войти в спектакль. Но было несколько нюансов. Во-первых, со Светой не проводили еще ни одной сценической репетиции! Во-вторых, как выяснилось, в этот день она пошла на концерт в филармонию. Но Пасынков разыскал ее – напомню, мобильных телефонов тогда еще не было! В итоге Света прибыла в театр – и практически сразу отправилась на сцену петь Ренату… Мы возобновили представление, начав буквально с первой ноты. И это было фантастически! Какой был тонус! Света – волевая женщина, прекрасно спела, безошибочно провела весь спектакль.

– Сколько раз вы уезжали из Перми и каким заставали театр после возвращения?
– Уезжал из Перми я всего один раз – в 1991-м. В конце 80-х у меня сложилось ощущение, что голова упирается в потолок и дальше расти некуда. Башкирский театр предложил стать главным дирижером, и я десять лет успешно проработал там на этой должности. А в 2001 году Георгий Исаакян позвал меня обратно в Пермь, тоже на позицию главного дирижера. Конечно, когда я вернулся в пермский театр, обнаружил большие изменения. За такой срок многое меняется! Во-первых, из прежней труппы осталось немного людей. Во-вторых, несмотря на обширный репертуар, было ощущение некоего упадка и материального несоответствия художественным усилиям коллектива.

– С какими интересными артистами вам посчастливилось работать?
– На самом деле их было много. Вот лишь несколько имен: Ирина Архипова, Владислав Пьявко, Мария Биешу, Николай Охотников, Борис Штоколов, Константин Плужников, Николай Путилин, Евгения Целовальник, Наталья Дацко, Денис Мацуев, Вадим Репин, Борис Березовский, Надежда Павлова. С большинством из этих артистов я работал на фестивалях или концертах. А вот Надю Павлову – нашу нынешнюю суперзвезду – именно я нашел и пригласил в Пермь, после того, как услышал её в Саратове.

– Есть ли музыканты, с которыми еще не работали, но хотели бы? Или, может, есть программа, которую мечтаете сыграть?
– Обычно если я готовлю концерт и мне нужен солист, то вглядываюсь в партитуру и думаю, кто наилучшим образом будет соответствовать ей. Когда нахожу подходящего человека, прошу администраторов театра связаться с ним и договориться.

Так, в январе 2023 года** мы играли двойной концерт Александра Чайковского для скрипки и альта. И я сразу сообразил, что мне нужны Сергей Полтавский (альт) и Александр Тростянский (скрипка). Ребята мгновенно согласились, притом, что они ни разу не играли эту музыку, а ее надо было еще выучить. Концерт был замечательный, я сыграл четыре партитуры, о которых мечтал, две из них повторил – «Далёкие сны детства» Александра Чайковского и Симфонию № 5 «Памяти родителей» Гии Канчели; а кантату «Мать скорбящая» Александра Локшина – центр программы – очень хотелось сделать, партитуру предоставил сын композитора… Надеюсь, в предстоящем сезоне мне тоже удастся сыграть концерт. У меня в голове много программ и по симфонической части, и по оперной. Уже на предстоящий сезон есть две окончательные задумки, осталось согласовать с театром.

– Какой смысл вы вкладываете в понятие «культурная столица» и считаете ли Пермь таковой?
– Для этого нужно вспомнить, как зарождалась идея культурных столиц Европы. Выбирался город, и на целый год он становился средоточием ярких творческих сил – музыки, изобразительного искусства, театра. Всё лучшее, что создавалось в Европе, на целый год переезжало в избранный город. А на следующий год выбиралось другое место. И если бы в нашей стране существовало такое же движение, то Пермь была бы в нем одной из первых.

Когда речь идет о культурной столице как об инструменте поднятия самооценки, то, безусловно, позитивно отношусь. И не нужно иронизировать, что пермяки стремятся ощущать свой город культурной столицей. Для тех, кто «в теме», кто близок к театру, музыке или изобразительному искусству, это очень полезное и приятное знание.

Но если говорить о буквальном понимании термина «культурная столица», то – увы... В России в принципе сложно с вопросами культуры, так как издревле – это столично-центричное государство, где есть Москва – и всё остальное. С моей точки зрения, Пермь, как и большинство российских городов, не дотягивает до звания культурной столицы. У нас нет подходящей для этого инфраструктуры. К примеру, Пермь – единственный город из миллионников, у которого нет филармонического симфонического оркестра. Даже Тольятти – не миллионник и не столица региона – имеет симфонический оркестр. Также у нас нет достойного суперсовременного концертного зала для акустической музыки. Я рад, что сейчас завершается реконструкция Большого зала филармонии, и наверняка там будет радикально улучшена акустика. Но, к сожалению, объемные параметры этого зала вряд ли позволят достичь идеальных акустических условий. Всё потому, что у самого здания низкий потолок, а музыке для более богатого звучания нужен воздух.

– Есть ли у вас в Перми «место силы»?
– Наверное, одно из моих любимых мест в городе – Кама. У Перми есть огромное преимущество перед многими городами России – наличие такой мощной реки. Когда у меня есть свободное время и хочется прогуляться, ноги сами ведут меня к Каме.

– Вы столько лет связаны с Пермью и видели ее в разные времена. Как вам нынешние изменения в городе?
– Мне нравится, что происходило в Перми к юбилею города. Это просто революционные изменения! Когда Компрос был перекопан, я, признаться, был недоволен – всюду горы песка, на дорогах постоянные пробки. Но когда я увидел результаты… Изменения, которые произошли, полностью преображают облик города. К примеру, казалось бы, небольшая деталь – фонарные столбы в едином стиле, но как прекрасно они меняют настроение, сам внешний вид улиц. Здорово, что не стали в спешке завершать ремонтные работы – «лишь бы успеть к 300-летию». Тот же оперный, например, до сих пор в лесах, но уверен, что потом здание будет выглядеть просто шикарно. А всё потому, что «юбилейную» реконструкцию делают качественно, с любовью.

– Вы считаете себя пермяком или все-таки уфимцем? – Уфимцем я себя никогда не ощущал, притом что десять лет проработал главным дирижером в башкирском театре. Я родился в небольшом городке Башкирии Белорецке, и первые 15 лет жизни рос и учился там. Но несмотря на это, я не считаю Белорецк той самой родиной, без которой невозможно жить. По внутренним ощущениям, по энергетике и по месту приложения силы я все-таки больше чувствую себя пермяком. Но не по самые «соленые уши», конечно. Я часто езжу в разные города и страны, наверное – пол-России объехал. Но теперь уже никакими пряниками меня из Перми не выманить. Работать или путешествовать – да, но покинуть Пермь совсем у меня уже не получится.