Фото из архива квартете "Каравай"
Квартет русских народных инструментов записывает альбом TheBeatles и уже дважды изумляет посетителей британской International Beatleweek: в 2016-м вживую и в 2020-м – онлайн. И это – ансамбль солистов «Каравай» Пермской краевой филармонии. Две домры и две балалайки шепчут, журчат, заговаривают – и чопорная английская публика обнаруживает в себе русскую (?) душу! Худрук квартета и его невероятная балалайка-прима, заслуженный артист России Олег Згогурин – о том, как ему удалось приручить английский бит, и о самых запоминающихся гастролях
Без баяна
– Олег Валерьевич, как в вашей жизни появилась балалайка? Как вы ее выбрали?
– А я не выбирал. Я был нормальным пацаном – во дворе рос, и на девочек из музыкальной школы с нотками в картонных папочках на тесемочках поглядывал снисходительно. А рос я в 1970-х, когда по всей стране стали открываться музыкальные школы. И вот в школу поступил сын наших соседей. А родители мои – люди музыкальные. Специального образования не получили, но мама пела в хоре, «в самодеятельности», как тогда говорили, а папа имел абсолютный слух и легко подбирал мелодии на фортепиано.
Мама разучила со мной «Утро красит нежным светом…» и предложила сходить на прослушивание. Она хотела, чтобы я играл на баяне, как дед, который не вернулся с войны. Ну а мне было все равно – баян так баян. В очереди все же спросил у мальчишки рядом, что такое баян. «Ну как – баян? Играешь двумя руками», – ответил он. «Как, двумя руками одновременно? Да ты что?!» – не поверил я. А на следующий день увидел свою фамилию среди зачисленных в класс… балалайки. Мама тоже удивилась, поговорила с преподавателями, и ей объяснили что-то про пальцы. Тогда она сказала фразу, с которой я иду по жизни: «Олег, неважно на чём, важно – как». Так что встреча с балалайкой абсолютно случайна.
За пять рублей мне купили первую балалайку, я стер пальцы в кровь, и ничего не добился – звук выходил тихий и сиплый. Мама повесила ту балалайку на стенку и заказала в Ленинграде концертный инструмент с тонким грифом. Вот благодаря ему всё и случилось. А иначе бросил бы, наверное. Русские народные инструменты технологически очень тяжелые. На домре-приме натяжка струн такая, что редкий виртуоз-гитарист сможет прожать эти струны. А чтобы извлечь звук из альтовой домры, требуется приложить немалые усилия. Когда Семён Налимов создавал балалайку для Василия Андреева, вряд ли он думал о том, что на ней играть будут всё – от классики до рока. А балалайка совершила революцию!
– «Каравай» сразу задумывался квартетом?
– На самом деле я очень хотел создать ансамбль народных инструментов, чтобы в нем обязательно был баян. Такой ансамбль под руководством удивительного музыканта и замечательного педагога Юрия Николаевича Субботина был у нас на курсе в Пермском музыкальном училище. Это он дал мне первый опыт инструментовок и аранжировок и позволил почувствовать, что если в ансамбле есть баян – это почти оркестр. Но на тот момент («Каравай» создан в 1987 году) свободных концертных баянистов в Перми не было, все были заняты педагогической работой.
Сейчас я понимаю, что струнный квартет – это крайне сложно. Ведь в нашем распоряжении всего 13 струн и не очень большой диапазон возможностей. А как сложить звуки так, чтобы люди почувствовали, что ты хочешь сказать? Когда я учился в Гнесинке, в Москве выступал струнный квартет «Сказ». В «Сказе» все инструменты были функциональными: домра-прима и балалайка исполняли соло, бас и альт им аккомпанировали. Мне эту предопределенность всегда хотелось преодолеть. Поэтому в «Каравае» и бас может быть соло, и соло – сыграть аккомпанемент. Каждый может быть главным, каждый приносит свое. Когда нам говорят, что на басу такие партии не играют, я отвечаю: «Ну, может быть, и не играют, а у нас звучит».
Русская балалайка и английский бит
– А кто придумал сыграть хиты «Битлз»? Как вы вообще решились исполнить их?
– Мне всегда нравились их баллады. «I, me, mine…» я услышал еще до школы, на пластинке у двоюродного старшего брата. Он отлично владел английским, пел и играл на гитаре. Правда, в консерваторию не пошел, стал мелиоратором. Я был поражен этой музыкой. Не запомнил тогда, кто и что, но музыкальное впечатление осталось.
Впервые сыграть что-то из хитов «Ливерпульской четверки» мы с друзьями попытались в седьмом классе. У нас в школе была группа – две самодельные гитары и барабаны. Себе гитару сделал сам: выпилил из ДСП корпус и гриф, выточил лады. Слушали затертые записи «Битлз» (The Beatles) на бобинах. Понятия не имели, как снимать на слух, но старались сыграть, «как они». В школе, конечно, ничего такого не играли. В среде академической музыки этот репертуар не приветствовался. Такая музыка не то чтобы запрещалась или игнорировалась, но считалась легким жанром. А в группе мы играли что хотели: и ABBA, и «Шизгару» (Venus, хит группы ShockingBlue), и «Битлз».
Кстати, первую композицию TheBeatles в «Каравае» мы сделали больше двадцати лет назад. Это была Michelle. А впервые исполнили в составе официальной делегации Перми в Оксфорде (Оксфорд – город-побратим Перми). До этого мы были в Оксфорде три или четыре раза, и на одном из концертов решились попробовать. Там нас услышал Джон Лаббок (руководитель и дирижер оркестра Св. Джона из Оксфорда, арт-директор фестиваля MusicintheAbbey). Вскочил, стал звонить кому-то в Лондон: «Слушай, они играют „Битлз“!» – и по телефону передавал наши записи. Ему наше исполнение TheBeatles очень понравилось.
Идея, конечно, сумасшедшая! Можно незатейливо сыграть одну-две композиции в виде сувенира, и мы это делали, и многие до нас это делали. Но исполнить целую программу… Нам хотелось не просто озвучить хиты, а что-то сказать по поводу TheBeatles, поделиться своими мыслями, из XXI века вступить с ними в диалог. Думаю, получилось потому, что у TheBeatles музыка намного сильнее текстов. И это парадокс: четверка парней, покоривших мир, не обладала выдающимися вокальными или инструментальными данными.
Музыкальные темы TheBeatles, которые мы все так любим, длиной определенное количество тактов. И конечно, мы понимали, что, когда заканчивается оригинальная тема, мы должны продолжить не хуже. Долго размышляли, как это вообще может выглядеть. Мы же академические музыканты – выписываем партитуру, заполняем ее, делаем противосложения. У рок-музыки все же немного другие законы. Мы не композиторы, а исполнители, но жизнь всё чаще заставляет сочинять. Помог композитор и аранжировщик Павел Стародубцев – к нашим струнным добавил клавишные и ударные (хотя большая часть программы есть и в струнной версии). Наш альбом я бы назвал авторскими фантазиями на тему.
В следующий приезд мы исполнили в Оксфорде эту программу. Вечером в гостиницу пришли наши друзья из PrichardFond, которые пригласили на прослушивание в Ливерпуль. И назавтра мы оказались в ливерпульском TheCavernPub! Небольшое подвальное помещение, маленькая сцена огорожена цепочкой, на стенах – фотографии Джона, Пола, Ринго и Джоржда, их первый контракт с Эпштейном. Мемориальное место. При этом – тесно, пиво рекой, галдёж! Председатель оргкомитета фестиваля говорит: «Начинайте!» Мы ему: «Может быть, микрофоны?» Он машет рукой, мол, попробуем так. И мы заиграли: одну композицию, вторую, и тут шум стал стихать, и примерно через полчаса настала такая тишина, что прибежал бармен узнать, что случилось.
Так мы прошли испытание и получили право принять участие в фестивале в 2016 году. Конечно, они не знали, к какому жанру нас отнести. Конечно, мы чувствовали ревность, ведь их национальное достояние играют русские, да еще и на балалайках! И тем не менее, мы смогли затронуть их души. Без слов. «Amazing!» – кричали нам. После одного концерта в Оксфорде ко мне подошла пожилая англичанка и произнесла: «Вы знаете, я фанатка TheBeatles, я была почти на всех концертах, и кое-что у вас мне понравилось больше». Конечно, она пошутила, но было приятно. Еще нам говорили: «Вы, русские, более сентиментальные и вкладываете в эту музыку больше, чем сами TheBeatles».
– В вашем исполнении у «Битлз» появляется и кельтское звучание…
– EleanorRigby («Ах, посмотри на одиноких!») мы попытались сделать в стиле ирландского танца. Подумали, что в вариации темы может быть и такой ритм. У нас прозвучала ирландская джига, хотя в оригинале у TheBeatles, скорее, психоделический рок. Альбом (концертная запись программы) мы издали в 2014 году, записи разместили на нашей странице в Facebook, и кое-что есть на YouTube.
Ирландскую музыку мы очень любим с тех пор, как услышали на фестивале в Дании трио Брайана Финнегана и были потрясены его игрой. С середины 1990-х Пермская область дружила с датской областью Фредериксборг, поэтому в 2009 году «Каравай» принял участие в «Караване культуры Россия – Дания»: всю пермскую культуру буквально погрузили на пароход и отправили в Данию. На одном из причалов стоял бородатый Дон Кихот в русской ушанке. Это был Эрик Филипсен, который потом больше десяти лет был нашим менеджером. Он преподавал английский в университете, а в свободное время организовывал наши гастроли. Семья скептически наблюдала за этой странной деятельностью, а он добился очень больших успехов. Например, мы вошли в датскую образовательную программу и работали в школах: представляли русскую культуру для датских школьников.
Народные инструменты там – это любительское искусство: в свободное время сели, поиграли, разошлись. И очень сложно было пробить предубеждение, что народные инструменты на самом деле могут всё. Эрик Филипсен так организовывал наши концерты, что мы играли всё: Стравинского и Чайковского на серьезных камерных фестивалях и народную музыку – на фольклорных.
«Девочку Надю» давай!
– «Побратимские» выступления в составе пермской делегации в Британии были первыми вашими заграничными гастролями?
– Нет, впервые за границей мы выступили в Штутгарте, в Германии, на фестивале BurdaModen. Солист первого состава «Каравая» Борис Медведев предложил нам выступить на концерте в Москве, и там нас услышал кто-то из команды этого фестиваля. Приехали, выступили, завязались контакты, и немцы стали приглашать нас на классические фестивали. Помню, был замечательный тур по старинным замкам: в первом отделении мы играли классику, а во втором – русскую народную музыку.
«Каравай» был в США, Германии, Швеции, Португалии, Латвии, Франции, Италии и Великобритании, и все же самые сильные гастроли у нас случились в первый год работы в филармонии в Ныроблаге (исправительные колонии в поселке Ныроб Чердынского района Пермской области). Мы только создали «Каравай», как к директору филармонии Владимиру Матвееву приехал подполковник, начальник политотдела Ныроблага, и сказал: «Лагеря открывают, приглашаем артистов». Мы приехали и давали по три концерта в день – в зоне, для поселенцев (тех, кто жил в колонии-поселении) и для вольных. Всего отработали там концертов тридцать, и вот это было незабываемо. Представьте, в зале 400 заключенных и только на первом ряду – охрана, солдаты без оружия. А у нас в репертуаре нежная классика – «Маленький беленький ослик» Жака Ибера и немного классических маршей. И еще «Девочка Надя» (Russiantwo-step), она нас и спасла. «Играйте вот эту «Девочку Надю» хоть сто раз, мы будем слушать!» – кричали нам из зала. И слушали! Потом нас узнавали по всей стране! Однажды в самолете подошел такой персонаж, в татуировках и золоте, подарил бутылку Hennessy и спросил: «Ты меня не помнишь?» Ну, я, конечно, не помнил.
Я заметил, что европейский зритель – более организованный и более предсказуемый. А наших «пробить» намного сложнее. Но если наша публика принимает, то делает это по-настоящему. Если не исполним на концерте «Гляжу в озера синие», кто-нибудь обязательно придет и спросит: «Почему? Я же пришел послушать!» Люди слушают нас более тридцати лет с той же любовью, и я не перестаю этому удивляться. Мы играем то, что трогает нас. Возможно, это и есть главное условие нашего долгого творческого пути.
Благодарим Пермскую краевую филармонию за помощь в организации интервью.