Текст: Искандер Садриев
Какая музыка была!
Какая музыка играла,
Когда и души, и тела
Война проклятая попрала.
Стенали яростно, навзрыд,
Одной-единой страсти ради
На полустанке – инвалид,
И Шостакович – в Ленинграде.
Александр Межиров
Шостаковича мы не слышали. Хотя у нас выступали и Рихтер, и Гилельс. Но уж инвалидов тогда, после войны, мы наслушались. Не забыть это проникновенное: «Я был батальонный разведчик, а он – писаришка штабной…» И блатного «шансона» наслушались. И того, что играли на танцах в ДК культуры и в парках – тоже. Научишься танцевать «стильно» – класс! Хотя рок-н-ролл, буги-вуги – упаси вас бог! А потом чарльстон, твист, шейк – все под запретом. Тем сильнее и охота! Плюс сопутствующие элементы. Узкие штаны, широкие штаны, рубахи такие-сякие, носочки, галстучки. Записи на «ребрах», пленках. Кто там Элвис Пресли, кто из «Битлов», кто есть кто на фотографиях – поди разбери. И ведь мы не против были, в принципе, Шульженко, Бернеса, Трошина. Но хотели чего-то еще, иного, кроме «Ландышей» и «Валенки, валенки…».
Вообще удивительное мы были племя – пермяки шестидесятых и семидесятых. Налет провинциальности с нас не слетал, и ширина клёшей доходила до абсурда, и «твист эгейн» пели на ломаном языке, и «А у нас во дворе» Кобзона тоже пели с удовольствием. Плюс гитарно-блатная романтика (Пермь все-таки, ссыльный край). Но музыка нас не отпускала. И вечерами «Голос Америки» слушали не меньше, чем Пахмутову-Добронравова. И «Великолепную семерку» смотрели не реже, чем «Солдата Ивана Бровкина». И конечно, ревновали, что нет про Пермь песни, равной «Если вы не бывали в Свердловске» или «Лучший город земли» про Москву.
Великих композиторов Пермь тогда не дала. Хотя жил у нас тогда Генрих Терпиловский, музыкант, композитор, автор знаменитой «Джаз лихорадки». Но это – отдельная песня. Эту песню «пропоет» уважаемый мной и многими, считаю, журналист и краевед Володя Гладышев. Кто не прочел его книгу «Терпилиада», очень советую.
Сам я, после обстоятельных заметок известного краеведа, немного чего могу сообщить о Терпиловском. Ну, помню о его визите к нам в «Молодую гвардию» и «Звезду». Приходил очень высокий и худой джентльмен. Очень скромный. Садился в уголок и оформлял свои заметки и статьи. Шептались: «Он знаете сколько отсидел!» Говорили: «Когда приезжают «штатовские» джазмэны самой высокой пробы, то при встрече с Терпиловским они почтительно пожимают ему руку: «О, Генри, глэд то си ю!» (то есть «счастлив тебя видеть»). Они-то знали его как основоположника нашего джаза.
Кстати, о джазе. Где-то я прочел, что с Утёсовым у Терпиловского были серьезные споры о путях развития нашей отечественной музыки. Якобы Генрих настаивал на ее развитии в сторону джаза. А Леонид Осипович гнул в сторону эстрады – ну, по-современному, попсы. И апофеозом победы Утёсова были «Весёлые ребята», за которых он был обласкан вместе с Любовью Орловой. А про тот эпизод из фильма с замечательной дракой, где пианиста возили фейсом по клавиатуре, и этот бедолага, по легенде, был Терпиловский, – выяснилось, было неправдой.
Но что было до того добропослушным, тихим пермякам, чинно садившимся на скамейки у открытой эстрады-«раковины» в саду Горького, слушавшим «Плавно Амур свои волны несет» или «В городском саду играет духовой оркестр»? Это ж сама жизнь в нас музыку впитывала!
Позже в этой же «ракушке» играл оркестр под управлением Владимира Лицмана. О, Лицман! Сердце какого пермского музыканта не вздрогнет от этого имени?! Владимир Иванович участвовал во всех знаменательных мероприятиях, проходивших в нашем городе. Особенно проходивших под знаком нашей великой Победы. Мало кто из нас, его слушателей, знал, что Лицман участвовал в Сталинградской битве. А уж что до музыкантов… Десятки их проходили через чуткие руки Лицмана. Помню, мы были с ним вместе на каком-то гала-концерте в честь какой-то знаменательной даты. И я сказал ему: «Владимир Иванович, а ведь это ваши дети». А он только слезу с глаз смахнул: «Да-да, вот они…»
Вот и Лицман был из числа тех кумиров. Тогда еще не было дискотек, не наведывались к нам со своей оглушительной славой Ободзинский, Пугачёва, «Песняры», «Цветы», на концертах которых народ двери в залы сносил – сам там был, знаю.
Была еще великая школа музыкантов и тех, кто их слушал. Я имею в виду рестораны. Покажите мне более или менее известного в Перми мастера трубы или клавиш, не прошедшего школу так называемых злачных мест. Женя Смирнов, Костя Трок, Саша Келин, Виталик Попов, Витя Галеев, Боря Мазунин… Могу назвать не один десяток парней, с которыми был знаком лично. Все они, бесспорно, талантливы. Иные из них имели другие профессии, но что ни вечер, брали свой саксофон, трубу, гитару, садились за клавиши и шли не просто зарабатывать, а отводить душу за любимой музыкой.
Не так давно ушел от нас Венц – всеми, кто знает, признанный маэстро Владимир Венцлавович. Что он делал на рояле! Даже далекие от джаза слушатели просто балдели. В том числе восхищался им и Евгений Манцырин, руководитель циркового оркестра и джазового отделения нашего музыкального училища.
В Перми знатоком этих талантливых ребят был замечательный диктор телевидения и радио Григорий Барабанщиков. Он с пиететом представлял: «А сейчас для вас играет Сергей Додогорский!» или «Валерий Сухорослов!». И в зале раздавался свист и высокая оценка знатоков мастерства названных музыкантов. И они эту оценку заслуживали, отвечаю.
И сейчас у нас, слава богу, есть кому поддержать музыкальные традиции. Спасибо Пермскому губернскому оркестру и его руководителю Евгению Тверетинову. Слушая их, вспомнишь и Терпиловского, и Лицмана. Играют во всех жанрах (даже пританцовывая иногда). Собирают большие аудитории наших земляков, которые то приходят специально послушать, то останавливаются на площади, привлеченные звуками музыки. Да так и остаются завороженные. Потому что это музыка. Кого же она оставит равнодушным!
А ведь все начиналось с жалостных песен тех самых инвалидов с полустанков, с «раковины» в саду Горького, со школьных оркестров, с того старенького пианино, которое мама мне купила в третьем классе. Со старообразных тетушек, в военное время эвакуированных, да и оставшихся в Перми и подрабатывающих частными уроками музыки (ах эти романсы Вертинского и Лещенко, «Черные глаза» Оскара Строка!).
Где они теперь, наши твисты и шейки? А «Брызги шампанского» остались навсегда. Как осталась навсегда эта вечная музыка.
