Текст: Искандер Садриев
Пожилым быть грустно, когда сравниваю себя с молодыми. Но иногда и приятно – когда молодые приходят тебя чествовать. Смотрят на тебя с недоверием: неужели он всё это помнит? И сам там был?
Я помню. Я там был. Я был при создании театра-студии «Арлекин». Предком «Арлекина» (тогда совсем недалеким) был студенческий театр (последние две буквы означают «эстрадных миниатюр») Пермского политехнического института. Душой СТРЭМа был Игорь Тернавский, студент и режиссер-самоучка.
Естественно, все там были студентами. Я их назову хотя бы потому, что большинства из них нынче нет в живых, но они заслужили добрую память своих современников и зрителей. Алик (он же Александр) Цивес, Юрий Иванов, Алик (он же Ульфат) Залилов, два Валерия – Карцев и Половодов, Вова Разумков, Арнольд Рубин и две Натальи – Иванова и Вайнгартен. Потом в СТРЭМ добавилась молодая кровь: Сергей Кашеваров, Ефим Лейзеров, Валерий Захаров…
Пожилым быть грустно, когда сравниваю себя с молодыми. Но иногда и приятно – когда молодые приходят тебя чествовать. Смотрят на тебя с недоверием: неужели он всё это помнит? И сам там был?
Я помню. Я там был. Я был при создании театра-студии «Арлекин». Предком «Арлекина» (тогда совсем недалеким) был студенческий театр (последние две буквы означают «эстрадных миниатюр») Пермского политехнического института. Душой СТРЭМа был Игорь Тернавский, студент и режиссер-самоучка.
Естественно, все там были студентами. Я их назову хотя бы потому, что большинства из них нынче нет в живых, но они заслужили добрую память своих современников и зрителей. Алик (он же Александр) Цивес, Юрий Иванов, Алик (он же Ульфат) Залилов, два Валерия – Карцев и Половодов, Вова Разумков, Арнольд Рубин и две Натальи – Иванова и Вайнгартен. Потом в СТРЭМ добавилась молодая кровь: Сергей Кашеваров, Ефим Лейзеров, Валерий Захаров…
Я бы и остался штатным стихоплетом, написавшим, кстати, зонги к последнему спектаклю СТРЭМа – «Чудак-человек». Почему «последнему»? Потому что театр наш потом разогнали. Не буду вдаваться в причины. Они – в атмосфере конца 1960-х годов. И в строптивости Тернавского. Или в непокладистости? Ну ладно, Тернавского унять уже было невозможно. Он, став худруком ДК имени Гагарина, мечтал о новом театре. И кинул клич среди студенческой молодежи – в смысле объявил набор. И молодые пришли.
Помню конкурсный отбор будущих «арлекинов». Тернавский, сам недавний актер СТРЭМа и не поступивший в театральное училище в Москве (фактурой не глянулся), смотрел на новобранцев придирчиво. Одних вежливо отсекал, других придерживал для будущих ролей, на третьих – «глаз положил».
Помню конкурсный отбор будущих «арлекинов». Тернавский, сам недавний актер СТРЭМа и не поступивший в театральное училище в Москве (фактурой не глянулся), смотрел на новобранцев придирчиво. Одних вежливо отсекал, других придерживал для будущих ролей, на третьих – «глаз положил».
«У крестьянина три сына.
Старший умный был дубина,
Средний сын и так и сяк,
Младший вовсе был дурак...»
Умной дубиной мы, члены так называемого жюри (Валера Половодов, Саша Куличкин и я), прозвали Володю Сорокина – длинного, немного нескладного, но очень обаятельного. Позже он взял новую фамилию – Штефан. Но остался тем же столпом «Арлекина». «И так, и сяк» – это не в обиду будет сказано, Боря Мильграм. Он обижался, что Игорь Нисонович Тернавский (можно, я в дальнейшем буду обозначать его просто «И. Н.») не видел в нем, Боре, большого артиста. Но в отличие от некоторых, он учился на «отлично», с блеском защитил диплом и стал кандидатом химических наук. Однако в большие ученые не вышел. Так «отравила» его магия театра, что подался наш Боря в режиссуру и возглавил в итоге Пермский академический театр драмы.
«Ну а младший вовсе…» Как-то получилось, что на эту роль больше всего подходил Толя Пичкалев. Вовсе не дурак, как в итоге и его прообраз в «Коньке-Горбунке». Но одарен был смолоду и чувством юмора, и желанием (и умением) комиковать. И. Н., по его признанию, особенно выделял Пичкалева за эти его таланты. И сам Толя по прошествии лет больше любит вспоминать не спектакли, в которых участвовал, а эстрадные миниатюры, где особенно блистал. Анатолий Евгеньевич – личность в Перми известная. Он сначала был директором Пермского драматического театра, потом оперного, а затем вновь театра драмы, то есть «Театра-Театра».
«Ну а младший вовсе…» Как-то получилось, что на эту роль больше всего подходил Толя Пичкалев. Вовсе не дурак, как в итоге и его прообраз в «Коньке-Горбунке». Но одарен был смолоду и чувством юмора, и желанием (и умением) комиковать. И. Н., по его признанию, особенно выделял Пичкалева за эти его таланты. И сам Толя по прошествии лет больше любит вспоминать не спектакли, в которых участвовал, а эстрадные миниатюры, где особенно блистал. Анатолий Евгеньевич – личность в Перми известная. Он сначала был директором Пермского драматического театра, потом оперного, а затем вновь театра драмы, то есть «Театра-Театра».
Однако не только на этих «трех китах» стоял «Арлекин». Вслед за ними и одновременно в студии появились Лев Катаев, Борис Ваганов, Ефим Лейзеров, Валера Картазаев, Додик Зубер, Илья Городинский, Владимир Воробей и очередной любимчик И. Н. – блистательный Женя Глядинский.
О каждом из них можно писать и писать, вспоминать бесконечно. После дебютного спектакля «12 стульев», составленного по рассказам знаменитой 16-й полосы «Литературной газеты», И. Н. поставил «…И одна ночь» – смелое, я бы сказал, нахальное соединение двух произведений Василия Шукшина – «До третьих петухов» и «Точка зрения». Таким сочетанием была шокирована вдова Василия Макаровича Лидия Шукшина. Ей в голову не приходило, что ее великолепный супруг мог бы такое допустить. Но И. Н. ее убедил-уломал. И спектакль состоялся с большим успехом. И вот где «всплыл на поверхность» очередной арлекинский кит – Лев Катаев! Восклицательный знак после фамилии Катаев первым поставил не я. Это сделал столичный театральный критик Анатолий Смелянский. Он был в восторге от Левы в роли Ивана, о чем и поведал всем в журнале «Театральная жизнь». Ну а Катаев потом не раз подтвердил свое мастерство – и как актер, и, позже, как режиссер.
А затем был «Бумбараш», спектакль по ранним произведениям Аркадия Гайдара. Ранее прошел фильм на ту же тему. Но И.Н. его принципиально не стал смотреть. Не хотел, чтобы на него давила чужая интерпретация. И поставил своего «Бумбараша». Вот тут развернулись в силу своих талантов и Пичкалев, и Мильграм, и Сорокин, и Воробей, и, конечно, «прима» театра – Лев Катаев, сыгравший главную роль.
О каждом из них можно писать и писать, вспоминать бесконечно. После дебютного спектакля «12 стульев», составленного по рассказам знаменитой 16-й полосы «Литературной газеты», И. Н. поставил «…И одна ночь» – смелое, я бы сказал, нахальное соединение двух произведений Василия Шукшина – «До третьих петухов» и «Точка зрения». Таким сочетанием была шокирована вдова Василия Макаровича Лидия Шукшина. Ей в голову не приходило, что ее великолепный супруг мог бы такое допустить. Но И. Н. ее убедил-уломал. И спектакль состоялся с большим успехом. И вот где «всплыл на поверхность» очередной арлекинский кит – Лев Катаев! Восклицательный знак после фамилии Катаев первым поставил не я. Это сделал столичный театральный критик Анатолий Смелянский. Он был в восторге от Левы в роли Ивана, о чем и поведал всем в журнале «Театральная жизнь». Ну а Катаев потом не раз подтвердил свое мастерство – и как актер, и, позже, как режиссер.
А затем был «Бумбараш», спектакль по ранним произведениям Аркадия Гайдара. Ранее прошел фильм на ту же тему. Но И.Н. его принципиально не стал смотреть. Не хотел, чтобы на него давила чужая интерпретация. И поставил своего «Бумбараша». Вот тут развернулись в силу своих талантов и Пичкалев, и Мильграм, и Сорокин, и Воробей, и, конечно, «прима» театра – Лев Катаев, сыгравший главную роль.
Игорь Тернавский постарался максимально задействовать в этой постановке силу своей труппы. И ребята постарались на славу. Сцена ДК Гагарина, где происходило действо, давно не слышала таких аплодисментов. И Катаев, конечно, был бесподобен. Но на этом Лёве расстаться с озорным гайдаровским героем была не судьба. Дело в том, что И. Н. в те годы уже работал художественным руководителем Пермского государственного цирка. Ставил новые номера, переделывал старые… И однажды придумал вещь в своем духе, революционную. Он решился поставить цирковой спектакль под названием… Каким, вы думаете? Ну конечно, «Бумбараш»! Недавний спектакль создал для этого хорошую основу, «арлекины» готовы были сыграть массовые сцены. Цирковые артисты впряглись осваивать новый для себя жанр, применяя свои навыки в привычных номерах. А в главной роли Бумбараша выступил Май – популярный клоун Евгений Майхровский. И представление завоевало зрителей. Но… опять это вечное «но»! На одной из репетиций Май упал с лошади и сломал ребро. Катастрофа? «Нет!» – сказал И. Н. и заменил Мая своим любимцем, Катаевым.
Я подошел к Лёве перед этой его премьерой. Сказать, что он переживал – мало. Сквозь нарисованные на лице веснушки проступала бледность. За одну ночную репетицию он успел освоить некоторые сложные цирковые трюки – но что говорить, страшно ведь! А Катаев справился, и летал над ареной, и пел в сопровождении большого циркового оркестра. Не подвел своего учителя.
Недавно, во время гастролей уже теперь народного артиста России Евгения Майхровского в Перми, состоялась его встреча с актерами театра «Арлекин» в Пермском цирке, где все тепло вспоминали тот замечательный цирковой спектакль «Бумбараш», с упоением пели его хитовые песни.
Недавно, во время гастролей уже теперь народного артиста России Евгения Майхровского в Перми, состоялась его встреча с актерами театра «Арлекин» в Пермском цирке, где все тепло вспоминали тот замечательный цирковой спектакль «Бумбараш», с упоением пели его хитовые песни.
Давным-давно оперились «арлекины». За плечами много постановок. Я не берусь их судить, устарел для интеллектуальных изысков, вроде Камю. Но был в восторге от Григория Горина с его «Тилем» – дипломной работой Катаева в Щуке. Исполнитель главной роли – Игорь Шушпанов. В ролях: Городинский, Сорокин, Вдовенко, Аракчеева, Браскмейер, Погорелый – таланты, костяк «Арлекина». И конечно, Евгений Глядинский, гордость Тернавского, заставлявший в роли испанского короля зал и грустить, и хохотать. Ах, Женька, Женька…Так мало прожил и так много успел. Ах, какой он был Прометей в постановке по Марцинкявичюсу. Вместе с Катаевым, Сорокиным (Штефаном), Мильграмом, Воробьем, Жемчужниковой заставлял сопереживать вашим героям, как близким людям.
Как далеко то время… Где вошедшие в золотой фонд «Арлекина» миниатюры «Ой вы гой еси» и «Птица-тройка» («Мертвые души»)? Мы-то и через 30–40 лет вспоминаем заставлявших на ушах стоять зал Пичкалева, Сорокина, Городинского, Аракчееву, Воробья, Глядинского и Катаева, конечно же. Мне лично как-то странно даже, что я сочинял эти «бриллиантики» «Арлекина» вместе с соавтором Сергеем Бурцевым. Кстати, как и цирковой вариант «Бумбараша».
Да, лет с тех пор минуло немало. Давным-давно оперились «арлекины». Стали донельзя солидными дяденьками. Мильграм, Пичкалев, Воробей, Катаев. Но дух в них – я отвечаю! – тот прежний, студийный, жив. И встречаясь с ними, я мысленно повторяю фирменную кричалку студенческого театра-студии: «Аста ла виста, “Арлекин”»! До встречи то есть, братцы.
Как далеко то время… Где вошедшие в золотой фонд «Арлекина» миниатюры «Ой вы гой еси» и «Птица-тройка» («Мертвые души»)? Мы-то и через 30–40 лет вспоминаем заставлявших на ушах стоять зал Пичкалева, Сорокина, Городинского, Аракчееву, Воробья, Глядинского и Катаева, конечно же. Мне лично как-то странно даже, что я сочинял эти «бриллиантики» «Арлекина» вместе с соавтором Сергеем Бурцевым. Кстати, как и цирковой вариант «Бумбараша».
Да, лет с тех пор минуло немало. Давным-давно оперились «арлекины». Стали донельзя солидными дяденьками. Мильграм, Пичкалев, Воробей, Катаев. Но дух в них – я отвечаю! – тот прежний, студийный, жив. И встречаясь с ними, я мысленно повторяю фирменную кричалку студенческого театра-студии: «Аста ла виста, “Арлекин”»! До встречи то есть, братцы.