Текст: Евгений Сапиро
Справочная информация: сайт «Пермский Книгоед»
Справочная информация: сайт «Пермский Книгоед»
Друзья написали:
«Купили в «Букинисте» этот роман вашего отца – металлурга и писателя Саула Исаевича Сапиро. Год издания – 1962-й. В нём много интересного: описание небольшого уральского города, расположенного в нем металлургического завода (сейчас бы его назвали «градообразующим»), атмосфера советской эпохи, портреты современников – от рабочего-конвертерщика до главного инженера (в том числе чуть «замаскированного» 25-летнего Евгения Сауловича), тонкости управления производственным коллективом и да же немного «амурного».
Вы, конечно, читали ее в те далекие годы. Сегодня и в вашем багаже огромный управленческий опыт – от мастера прокатного цеха до федерального министра, тысячи страниц научных работ, публицистики. И даже художественное произведение. Как сегодня вами воспринимается книга отца? Что в ней самое главное?»
Отвечать начну с «главного». На мой взгляд, это призыв к руководителю любой отрасли и уровня: «Обязательно будь инициативным, творческим профессионалом, но оставайся человеком!».
А воспринимается спустя шестьдесят лет эта книга как объяснение в любви. Не громкой, но мощной. Любви к его цеху, заводу, городу (хотя в книге он называется Межгорье, это один к одному Чусовой 1950-х годов), к трем чусовским рекам, к «действующим лицам» романа (даже вроде бы отрицательным). И к своему сыну – ко мне. Тогда я на это как-то не обратил внимания. Или это забылось? А сейчас, не имея возможности ответить, с великой печалью ощутил.
«Купили в «Букинисте» этот роман вашего отца – металлурга и писателя Саула Исаевича Сапиро. Год издания – 1962-й. В нём много интересного: описание небольшого уральского города, расположенного в нем металлургического завода (сейчас бы его назвали «градообразующим»), атмосфера советской эпохи, портреты современников – от рабочего-конвертерщика до главного инженера (в том числе чуть «замаскированного» 25-летнего Евгения Сауловича), тонкости управления производственным коллективом и да же немного «амурного».
Вы, конечно, читали ее в те далекие годы. Сегодня и в вашем багаже огромный управленческий опыт – от мастера прокатного цеха до федерального министра, тысячи страниц научных работ, публицистики. И даже художественное произведение. Как сегодня вами воспринимается книга отца? Что в ней самое главное?»
Отвечать начну с «главного». На мой взгляд, это призыв к руководителю любой отрасли и уровня: «Обязательно будь инициативным, творческим профессионалом, но оставайся человеком!».
А воспринимается спустя шестьдесят лет эта книга как объяснение в любви. Не громкой, но мощной. Любви к его цеху, заводу, городу (хотя в книге он называется Межгорье, это один к одному Чусовой 1950-х годов), к трем чусовским рекам, к «действующим лицам» романа (даже вроде бы отрицательным). И к своему сыну – ко мне. Тогда я на это как-то не обратил внимания. Или это забылось? А сейчас, не имея возможности ответить, с великой печалью ощутил.
Саул Исаевич Сапиро родился в 1904 году в семье крестьянина в земледельческой колонии Весёлая Ново-Злато польской волости Екатеринославской губернии. В 1924 году начал работать на Донецком металлургическом заводе. В 1927–1931 годах учился в политехническом институте. После его окончания работал начальником мартеновских цехов на металлургических заводах Мариуполя и Макеевки. Вместе с оборудованием цеха в 1941 году был эвакуирован на Урал, на Чусовской металлургический завод, где трудился с 1941 по 1961 год. После войны возглавил производственный отдел, с 1946 года – главный инженер завода. А в 1961 году переведён на работу в Пермский совнархоз.
Саул Исаевич был членом ассоциации пролетарских писателей, и до 1946 года написал 40 рассказов и повестей, которые были напечатаны в журналах и га зетах Донецкой области.
Отдав 30 лет чёрной металлургии, будучи уже главным инженером завода, вдруг вспомнил былое и занялся литературой. В 1954 году в Пермском книжном издательстве был опубликован его роман «Инженеры», в 1962-м – «Кривая инженера Стрепетова», в 1972 году – «Каждый день». Последний явился ос новой для создания телевизионного фильма «Без конца», поставленного на Пермском телевидении в 1974 году. Сценаристом фильма был Лев Давыдычев, постановщиком – Лев Футлик. Тем же летом, в День металлурга, фильм был показан по Центральному телевидению. До этой счастливой минуты автор, увы, не дожил.
ОТРЫВОК ИЗ КНИГИ «КРИВАЯ ИНЖЕНЕРА СТРЕПЕТОВА»
«Обычно Стрепетов с утра направлялся в кабинет, а сегодня его потянуло в цех. Его манили к себе громадные корпуса со ступенчатыми крышами и башнями-каминами, с высокими трубами, из которых тянулись ржавые косички дыма. Из громоздких каминов густо, словно струя воды из брандспойта, вылетали искры. Через распахнутые фахверки сверкали огни – упругие, дальнобойные, как пламя «катюш». От гудения огня, рвущегося из горловин 151 конвертера, дребезжали стекла корпуса, подрагивала под ногами земля. Из громадных корпусов вырывались гул, шипение, храп, короткие звуки сирен. Постороннему все это представилось бы хаосом, мешаниной. А Стрепетов радовался: все идет как надо, все на своем месте, ровно бьется пульс сложного механизма цеха.
И когда Стрепетов почувствовал мягкий и легкий полет мостовых кранов над своей головой, услышал ровное гудение форсунок, мерное похлопывание воздуходувок, сразу исчезло всё вчерашнее – мучительное и гнетущее. Он медленно поднимался по крутой железной лестнице, нарочито громко стуча подошвами по ступенькам. Поднялся, оглянулся – впереди была широкая площадка, на ней в ряд расположены печи. Чинно и мягко позванивали железными корпусами завалочные машины. Их хоботы выхватывали набитые скрапом и железом мульды и совали их в огненные оконные дыры печей. Степенно плыл электровоз с брюхатым ковшом, сдержанно предупреждал: сторонись! Сильными вспышками дышали завалочные окна, обдавая площадку жарким светом.
И когда Стрепетов почувствовал мягкий и легкий полет мостовых кранов над своей головой, услышал ровное гудение форсунок, мерное похлопывание воздуходувок, сразу исчезло всё вчерашнее – мучительное и гнетущее. Он медленно поднимался по крутой железной лестнице, нарочито громко стуча подошвами по ступенькам. Поднялся, оглянулся – впереди была широкая площадка, на ней в ряд расположены печи. Чинно и мягко позванивали железными корпусами завалочные машины. Их хоботы выхватывали набитые скрапом и железом мульды и совали их в огненные оконные дыры печей. Степенно плыл электровоз с брюхатым ковшом, сдержанно предупреждал: сторонись! Сильными вспышками дышали завалочные окна, обдавая площадку жарким светом.
У пятой печи Стрепетов остановился. Связала его эта печь. Как ни одна в цехе. Это в нее он, как говорится, вдохнул жизнь. И ожила печь. Ярко сверкает ее горячий факел – плотный, короткий и острый, как кинжал. Факел, как автоген, нестерпимо жестокий и резкий, припадет к железу – и оно закорчится, запенится и истечет каплями, словно под горячим солнцем.
Стрепетов сунул руку в карман, нащупал синее, в алюминиевой оправе, стекло, подошел к печи. Совсем близко, к самому оконцу – круглой, как иллюминатор, гляделке. Защитил рукавом от нестерпимого жара лицо, приложил к глазам стекло.
Сталевар крикнул ему:
– Рукав берегите! Запахло горелой шерстью. Стрепетов похлопал по рукаву – он обжигал ладонь, – но от окна не отошел, чуть отодвинулся. Трудно было оторваться от этого зрелища. Гудело рвущееся из головки пламя, буйно хлестало над ванной, вздымая и ворочая жидкую массу стали и шлака. Чем глубже вонзался в нее факел, тем сильнее плескалась и кипела масса. Кто вздымает и ворочает это железное море неизмеримой силы, если не его, Стрепетова, конструкции головка?
– Как греет? – спросил он сталевара.
– Замечательно! Сталевар приветливо взмахнул рукавицами».__
Стрепетов сунул руку в карман, нащупал синее, в алюминиевой оправе, стекло, подошел к печи. Совсем близко, к самому оконцу – круглой, как иллюминатор, гляделке. Защитил рукавом от нестерпимого жара лицо, приложил к глазам стекло.
Сталевар крикнул ему:
– Рукав берегите! Запахло горелой шерстью. Стрепетов похлопал по рукаву – он обжигал ладонь, – но от окна не отошел, чуть отодвинулся. Трудно было оторваться от этого зрелища. Гудело рвущееся из головки пламя, буйно хлестало над ванной, вздымая и ворочая жидкую массу стали и шлака. Чем глубже вонзался в нее факел, тем сильнее плескалась и кипела масса. Кто вздымает и ворочает это железное море неизмеримой силы, если не его, Стрепетова, конструкции головка?
– Как греет? – спросил он сталевара.
– Замечательно! Сталевар приветливо взмахнул рукавицами».__